Мальцев тоже спрыгнул с подоконника.
– Что у вас сейчас? – спросил Мальцев.
– География.
– Проводить?
– Спасибо, я в этой школе десять лет учусь, найду нужный кабинет.
Матвей покачал головой:
– А сколько лет ты мне уже сердце разбиваешь.
Я покрутила пальцем у виска и побежала к лестнице.
* * *
Двери актового зала были распахнуты настежь, и из него доносились звуки фортепиано и двухголосие. Это была обычная распевка, но я замерла посреди фойе, почувствовав внезапно блаженную невесомость.
– На-на-на-на-на-на-на-на-а-а…
– Выше!
– На-на-на-на-на-на-на-на-а-а…
– Еще!..
Когда вступил целый хор, по спине пробежали мурашки. Даже зажмуриться хотелось. В такие моменты необъяснимая радость гулко бьется в груди. Так я простояла целый куплет посреди пустого фойе, залитого весенним солнцем.
Пение прекратилось, фортепиано звучало еще с минуту, и повисла тишина. Затем послышался недовольный голос Ирины Вадимовны – руководительницы школьного хора.
Хор существовал в нашей школе сколько себя помню, но для меня он никогда не представлял интереса. Но это лишь до тех пор, пока солистом не был назначен Давид Перов – одноклассник Матвея. Давид был гордостью нашей школы и вечным соперником Вовки за первенство и похвалу от учителей. Они даже внешне чем-то похожи – оба высокие, светловолосые. Только мой брат предпочитал коротко стричь голову машинкой, в то время как Давид носил модную прическу из барбершопа. Они оба стремились во всем быть первыми, однако Вовка не следовал всем правилам, как Перов. Любил иногда повалять дурака, мог подраться, часто игнорировал школьную форму – особенно его раздражал черный жилет. Давид же всегда модно и опрятно одет, галантен со всеми одинаково, а не только с теми, кто ему симпатичен.
А его голос… Из-за голоса в Давида влюблены все старшеклассницы. А после того как он принял участие в нескольких музыкальных шоу талантов на федеральных каналах, поклонницы у него появились и за пределами нашей школы. Давид активно вел соцсети, записывал каверы, и популярность его каждый день только росла. Незаметно для себя и я примкнула к большой группе фанаток Перова. О моей возникшей симпатии к Давиду знала только Дина, от остальных я эту информацию тщательно скрывала. Особенно, разумеется, от Вовки.
Пение возобновилось, и я, не выдержав, подошла к актовому залу и заглянула внутрь. Давид стоял в центре сцены рядом с солисткой школьного хора десятиклассницей Леной Маркиной. В конце мая коллектив должен принять участие в ежегодном городском вокальном конкурсе, и подготовка к нему сейчас шла полным ходом.
Мне вдруг впервые захотелось вместо Маркиной оказаться на сцене рядом с Давидом. Актовый зал, не вызывавший во мне до сегодняшнего дня интереса, – обычно я его посещала раз в год, первого сентября, – сейчас казался безумно красивым и торжественным. С белыми колоннами, тяжелыми зелеными портьерами и старым паркетом в елочку. Я задрала голову и принялась рассматривать потолок. Наша школа находилась в историческом старом здании, и я ни разу не замечала, какая в актовом зале красивая лепнина на потолках. А эта люстра необычного узора с множеством хрустальных подвесок… Я отвлеклась от созерцания интерьера и снова перевела взгляд на сцену. Вот Ирина Вадимовна встала из-за фортепиано, подошла к Давиду с Леной и что-то негромко им сказала. Остальные ребята из хора слонялись в это время без дела, негромко переговариваясь и смеясь. Когда Ирина Вадимовна вновь села за фортепиано и начала играть вступление, все, как по команде, замолчали. А когда Давид и Лена начали вместе петь, дыхание уже затаила я.
– Внимаешь? – внезапно проговорили мне в самое ухо. Я вздрогнула и обернулась.
– Ты за мной следишь? – рассерженно спросила я.
Глава третья
Рядом стояла довольная Дина.
– А чего за тобой следить? Я как услышала пение нашего диснеевского принца Перова, так сразу поняла, где ты. Думаю, Катька точно пошла на его голос, – хохотнула подруга.
Я нахмурилась и молча убрала с соседнего кресла сумку, чтобы Дина смогла сесть рядом. Хорошо, что мы в последнем ряду и нас не могут расслышать. Хористам вообще не до нас, и Давиду – тоже, иначе я со стыда сгорела бы.
Мы с Диной окончательно так и не помирились. Весь день я избегала подруги: после урока первой покидала класс, на переменах отвечала ей односложно или вовсе игнорировала ее вопросы. Но Дина так просто не сдавалась. Обижаться друг на друга долго мы обычно не могли. С первых дней нашей дружбы мы дали друг другу обещание сразу говорить о том, что нас беспокоит. Теперь, видимо, Динка настроена на серьезный разговор, который мне хотелось оттянуть.
Некоторое время мы продолжили сидеть молча, пялясь на сцену. Там продолжали распеваться Давид и Лена.
– А ты бы лучше с ним на сцене смотрелась, – склонившись ко мне, негромко проговорила Дина.
– Считаешь? – посмотрела я на подругу.
– Конечно! Может, поет Ленка и неплохо, но ты лучше. Надо тебе солисткой к ним идти. И выглядишь ты круче.
– Не подмазывайся, – усмехнулась я.
– Серьезно! У Маркиной странная прическа. Что это за челка? Она хоть из-за нее видит? С этой челкой она напоминает мне бобтейла.
– Шшш! – шикнула я, едва сдерживая улыбку. – Нас сейчас выгонят.
Дина в этот момент беззвучно смеялась. Мне пришлось ее легонько пихнуть в бок, чтобы она перестала болтать всякие глупости.
Я снова принялась внимательно разглядывать сцену, конечно, преимущественно Давида Перова, но Динка не давала мне насладиться их выступлением и лезла с разговорами. Будто за те дни, что мы толком не общались, ее прорвало. Конечно, дело в угрызениях совести. Подруга чувствовала свою вину и хотела просто заговорить мне зубы, чтобы я быстрее забыла о ее подставе.
– А хочешь, за коктейлями на Гороховую сгоняем? – предложила Дина.
– В честь чего?
– Я тебя угощу твоим любимым банановым с шоколадным брауни.
– А деньги у тебя откуда? Копилку с бабушкиными подарочными разобьешь?
– Это уж мое дело, – сказала Дина. Ее, в отличие от меня, карманными мама не жаловала. И вообще держала дочь в ежовых рукавицах. Из-за этого подруга часто ссылалась на встречи со мной, а на самом деле сбегала на прогулки с Виташем. И это ужасно злило. Она выдумает, еще и не всегда предупредит, а мне отдувайся перед ее строгой мамой и ври с три короба.
– Серьезно, откуда деньги? – не отставала я.
– Скопила на обедах. А еще у меня и правда подарочные остались, с Восьмого марта. Так что гуляем!
Гулять с Диной мне по-прежнему не очень хотелось, и подруга, поняв, что на сей раз так просто мое расположение не вернуть, взяла
