Посыльный положил мою сумку на полку для багажа,находившуюся справа от туалетного столика, включил кондиционер, поблагодарил зачаевые и ушел.
Я выждал минуты три, йотом вышел в коридор и постучал вдверь номера 316. Дверь слегка приоткрылась, и Мэриан выглянула в коридор.
— Так и знала! — заявила она.
— Я вспомнил еще кое-какие автобиографические данные, окоторых вам следовало бы знать, — сказал я. — Знаете, где я впервыезаинтересовался ловлей рыбы? В Панаме, и…
— Ясно. И вы испугались, что до завтра забудете об этом?
— И это была бы огромная потеря. Но мне совсем необязательно входить к вам в номер. Я могу сообщить об этом и стоя в коридоре.Или даже через дверь.
Мэриан вздохнула. Я не знал точно, действительно ли онарассердилась.
— Одну минутку! — До меня донесся какой-то шорох, а потомоткрылась дверь, и я вошел. Дверь закрылась.
Ее номер был обставлен так же, как и мой, и выдержан в тойже красочной гамме. Мэриан уже успела смыть с себя всю косметику и наделадовольно обычную ночную сорочку, поверх которой теперь старалась накинуть халатик.Тем не менее она меня очень взволновала — сам не знаю почему.
— Большей частью это пустяки, — сконфузился я. — Но они темне менее проливают свет. Например, когда я был ребенком, все другие недотепыбросали свои монетки в рождественскую копилку, а я имел настоящий текущий счетс двумя процентами годовых…
— Можете говорить со мной без обиняков… — перебила она.
Я поцеловал ее, и это взволновало меня еще больше, хотя ейбыло совершенно безразлично, какие чувства я испытываю. В конце концов онасдалась, бросив равнодушно: «Ну ладно!» — словно покупала картофелечистку убродячего торговца, лишь бы избавиться от него. Но к этому моменту мне было ужебезразлично, на каких условиях я тут.
* * *
Она была спокойной, ловкой, опытной и во всем шла мненавстречу. После этого я лежал в горячей неподвижной тьме, стараясь найтиточный эпитет, которым можно было бы охарактеризовать ее поведение. Напоследокя решил, что уместнее всего было бы употребить слово «любезная». Она вела себякак любезная хозяйка, в совершенстве знающая законы гостеприимства.
Мэриан что-то сказала, но я не расслышал. Я все еще думал оней, пытаясь в точности вспомнить, как она выглядела…
— Ты даже не слушаешь…
— Что?
— Я к тебе обращаюсь. Возможно, это ускользнуло от твоеговнимания, но люди уже давно научились общаться…
— О, прости! О чем ты говорила?
— Ты упоминал о сцене. Может, это не правда?
— Правда. Только я играл на любительской сцене. В школе.Профессионалом никогда не пытался стать. Не тот талант.
— А текст наизусть тебе легко давался?
— Вполне, — ответил я. — Обычно я знал свою роль уже к концурепетиции. Я почему-то все запоминаю легко и быстро. Думаю, мне просто повезлос памятью.
— Расскажи мне о своей семье.
— Я и есть семья, не считая отчима. Моя мать и отецразвелись, когда мне было около пяти. Отец был геологом, большую часть временипроводил в Южной Америке, обычно в горах. Мать моя отказалась так жить. А наследующее лето он погиб.
Фургон, в котором отец ехал, сорвался с дороги в пропасть.Через пару лет мать снова вышла замуж.
За вдовца старше ее на несколько лет, компаньона маклерскойфирмы в Хьюстоне. Теперь он на пенсии, живет в большом поместье недалеко отХантсвилла и разводит породистый скот. А мать умерла, когда я служил на флотево время войны с Кореей. Она оставила мне немного денег, вот тогда-то я и купилбар в Панаме.
— И что же случилось с баром?
— Там произошли две-три драки. После этого военнослужащим запретилиходить в мой бар, и я его продал.
— С убытком?
— Нет, мне повезло. Молодчик, который купил его, явился изШтатов и не знал, что значит такой запрет. Мне вообще кажется, что он хотелпревратить его в притон для педерастов.
— И что ты сделал с этими деньгами, когда вернулся в Штаты?
— Большую часть потерял в Лас-Вегасе.
— Расскажи про твою сделку с «жучком».
Я вытянул руку и зажег лампу на ночном столике. Онавопросительно взглянула на меня.
— Зачем это?
— Не знаю, — признался я. — Просто устал разговаривать стобой в темноте. Хочу тебя видеть.
— Зачем?
— Это ты мне должна сказать — зачем. — Я приподнялся налокте и провел пальцами по ее щеке. — Ты — красивая. Может быть, поэтому?
— Не говори глупостей.
— Никогда не был дальше от этого. А может, ты обладаешьудивительной способностью волновать мужчин? Это ведь особое сочетание —хрупкая, элегантная, невозмутимо-твердая и соблазнительная. И это все в одно ито же время. Или ты ; считаешь, что такой комбинации нет? Раньше я полагал, чтонет.
Она с раздражением покачала головой, но в конце концов невыдержала и улыбнулась:
— О, Боже ты мой! А я-то считала, что с тобой можноговорить!
— Мы и так говорим.
— Разговоры какие-то идиотские. К чему теперь все это?
— Не будь такой циничной.
— Погаси свет.
Я погасил свет, обнял ее и поцеловал. Она охотно пошла мненавстречу и снова была такой же ловкой и милой, как и раньше. Если этоединственный способ наладить спокойный и разумный разговор, то, ради Бога, я невозражал.
— Так что же это за сделка с «жучками», поясни, пожалуйста,— попросила она через некоторое время.
— Так, пустячок, — ответил я. — Ты же знаешь, как онидействуют: дюжинами раздают свои листки у входа на ипподром. Хронометрист Джо,конюх Мэгайр, тренер Бой. Никакого воображения и размаха, конкуренция друг сдругом, и все это за гроши. Вот я и заключил сделку с одним из этих типов: онотдавал мне половину дохода, а я за это устраивал ему выступление по радио. Мывыдали себя за агентов телеграфной службы, и я купил для него время нарадиостанции Тихауана.
Это была настоящая массированная атака перед началом скачекСанта-Анита: множество рекламных сообщений и четверть часа фольклорной чепухи снашими вставками через одну-две минуты.
