что-то разглядывал, а тут глаза на бегущих к артели Федора поднял. Не приведи кому сейчас в них своим взглядом упереться…
С места, пока с опущенными вниз топорами, немного сгорбившись, Агапит всё ускоряясь на высоковских побежал. Вот уже одного, второго со своего пути отточенной сталью походя смахнул…
Те, кто из артельных в рядке ближе к Агапиту стояли, шаг, другой сделали и встали. Под топоры Агапита никому не хотелось попадать…
Высоковские тоже бойца из артели Федора узнали…
— Агапит!
Кто-то высоковский это даже успел крикнуть, до того как кровью из сонной артерии брызнул.
— Агапит! Агапит!
Это уже из артели Федора забазланили.
Агапит той и другой рукой щедро смерть сеял, куму Николе и Федору грехов смертных добавлял…
Атаман — он за всё в ответе. И, за всех своих…
Высоковские, крепки были, но не устояли. Дрогнули и врассыпную бросились…
Жизнь, она одна. Сегодня каждому из них выжить надо, а завтра… Ну, завтра, оно — завтра и будет.
Кум Никола и трое его ближних расписных за Агапитом стлались. Брату Никола опять же слово шепнуть должен. Второе заветное. Угомонное.
Лишней крови артели не надо.
Кресты на шее не для виду.
Вот кум Никола хитро извернулся, ближе других к братику присунулся. Шепнул что надо.
Агапит враз столбом встал. Руки с топорами как плети упали.
— Давай, давай их сюда, дитетко…
Кум Никола ловко орудия смерти у Агапита вытащил, подбежавшему подшалимку их сунул.
— Всё, всё, Агапитушка… Пошли домой…
Глава 16
Глава 16 Народная медицина
Павел Павлович, земский фельдшер, не первый год тут на службе. Почёт и уважение себе уже давно заработал.
Заболел кто — к нему бегут. Что днём, а когда и ночью с постели поднимут…
Не со всеми болезнями, правда.
Если посчитают, что захворали из-за порчи, сглаза, урочения, или колдун какой болезнь напустил, обходят стороной его фельдшерский пункт… К знахарям обращаются. Колдовские болезни, не то что фельдшер, врач не в силах вылечить. Так тут народ думает.
А, вот на покосе кто руку распластнёт — тут уже к Павлу Павловичу. Зашейте, мол, а то скоро вся кровушка вытечет…
Не всему, что сейчас Павел Павлович знает и умеет, он в фельдшерской школе в Вятке научился. Многому и здесь. У бузников. Они не только головы проламывать друг-другу умеют, но и себе, и своим из артели могут помощь оказать. Дома у всякого бузника запас нужных травок имеется. Бабы их так перевязывать наловчились, что не у каждого ротного фельдшера получается.
Не хуже сейчас и Павел Павлович иного травника.
— Так, Ваня, научная медицина у нас с тобой готова, теперь за иную примемся…
Местный фельдшер мне подмигнул. Занятный старичок. Сейчас я у него в помощниках.
— Вон тот шкафчик открой…
Я открыл. Ух… Как в чистом поле каком оказался, приятно как пахнуло…
— Тут, Ваня, у меня травки разные. Летом бы свежих приготовили, а сейчас и высушенные в дело пойдут…
Во как. Ну, посмотрим, что там у него. Когда ещё придётся…
— Вон тот, красненький, мешочек мне подай…
Я подал. Трудно, что ли.
— Тут у меня ромашка сушеная. Сейчас мы с тобой отвар из неё приготовим и мужикам будем раны промывать. Первое дело, помогает хорошо. Что при свежей ране, что при старой, которая уже гноится. Сразу-то шить рану нельзя, промыть её предварительно требуется…
Я согласно головой покивал. На семинаре по общей хирургии Соломон Соломонович, дедов друг, нам то же самое рассказывал. Только не про ромашку. Нам тогда повезло. Наш преподаватель заболел и целому профессору проводить занятие пришлось.
— Ромашки много у меня, жалеть не будем… Я ею не только раны промываю, но и кожные болезни лечу…
Тут я чуть ли не целую лекцию по кожным болезням прослушал. Кстати, интересно мне было. Дома шаляй-валяй учился, а тут — на тебе…
Не скупясь Павел Павлович из красненького мешочка отсыпал. Не меньше половины. Наверное, много ран сегодня придётся промыть.
— Теперь тот беленький подай…
Конечно, сам мог Павел Павлович тот беленький мешочек достать, но сегодня у него помощник имеется.
— Тут у меня ягодки земляники, опять же сушеные… Сейчас ты у меня их толкчи будешь, порошок делать. Какая рана сильно кровит, этим порошком сверху посыпать будем, а потом уже и перевязывать. Не лето сейчас, а то бы подорожник взяли, промыли чисто-начисто листочки, помяли, так чтобы сок из листка пошёл и на рану сверху наложили…
Я слушаю, на ус мотаю. Пригодится. Кто знает, как здесь жизнь повернётся.
Про ягоды можжевельника я ещё из рассказа Павла Павловича узнал, про конский щавель, про лопух… Ну, лопух, это опять же для лета. Тут свежий лист нужен. Его требуется в молоке вымочить, а только потом уже с ним компрессы делать…
Я бы сейчас всё это записал, но некуда. Павел Павлович говорил и говорил, в голове у меня уже путаться начало.
— От тростки раны плохие, трудно лечатся…
— Крапива хорошо помогает…
Тут Павел Павлович словами по древу растёкся, мысль его в сторону вильнула.
— В крапиву ещё здорово свежую рыбу заворачивать, долго она в крапиве, даже на жаре не портится…
Видно на любимую тему фельдшер свернул. Дальше рассказывать про рыбалку начал. Какая она тут хорошая…
В это время за окном зазычили громко, почти сразу дверь открылась и пошла у нас работа. Не до рассказов стало.
— Побили высоковских? — только и успел Павел Павлович у мужика с раной на голове спросить.
— Побили… Агапит их раз, раз… — мужик руками замахал.
— Сиди, давай, смирно. Мешаешь… — Павел Павлович брови сдвинул. — Ваня, помогай…
Глава 17
Глава 17 Плын
С легкой руки Федора я прижился у Павла Павловича.
Сначала после боя с высоковскими я ему пол ночи помогал получивших раны и переломы с вывихами пользовать. Агапит-то медведем в центр построения противников артели Федора ударил, разметал его, а по краям уже сами артельные бились. Там и досталось кому ножом, кому колом, а кому и тросткой. Высоковские — бойцы хорошие, этого у них не отнимешь.
Кому-то Павел Павлович сказал дома лечиться, если только хуже будет — ему показываться, а иным было велено уже с самого утра прийти. Двоих даже он в своем фельдшерском пункте оставил для наблюдения. Их бы, конечно, лучше в уезд, в больницу, но — нельзя. Врач в полицию сообщит и пошла писать губерния… Так фельдшер выразился.
— Это я тут сейчас есть…
Павел Павлович сам себя в грудь пальцем ткнул.
— Раньше, распорют кому живот, бабы туда соли насыплют или мочи детской нальют, вот и всё. Знаешь, Ваня, самое удивительное — мужики после такого живы оставались…
На секунду-другую фельдшер замолчал, а потом всё же добавил.
— Не все, правда…
Вот я вторую неделю уже Павлу Павловичу и помогаю.
Раны у бузников на удивление быстро заживают. Ни одна не загноилась даже. Может это их проверенные веками методы лечения настолько хороши? Фельдшер же их не по современной здешним временам медицинской науке методам лечит, а как в артели принято. Я даже бумагу с карандашом нашёл, и пока Павел Павлович не видит, всё записываю. Что и как. Бесценный материал у меня будет. Домой вернусь, есть у меня такая надежда, напишу кандидатскую диссертацию. Только вот побольше материала набрать надо.
Отъезд обоза в Нижний Федор отложил. На месте артельщикам теперь надобно находиться. Высоковские ответку дать могут, а уедет часть мужиков с обозом, кто здесь им отпор организует?
Я тоже не тороплюсь лыжи вострить. Заинтересовала меня эта буза. Дома я про неё и не слыхивал. Парни у нас из общежития к корейцу одному ходили. Он их подпольно обучал. Я тоже несколько раз сходил и бросил. Не понравилось. Не наше это. Тут же — интерес меня заел.
Во многом, кстати, Павел Павлович виноват. Он, во дела, бузу эту уже не первый десяток лет изучает. Трактат пишет. Мужики только посмеиваются. Не научиться, говорят, бузе по листочку.
Я его не просил, он сам мне стал рассказывать. Сначала так, от нечего делать, я фельдшера слушал, а потом меня как нахлобучило. Интересно стало. Это не то, что какое-то восточное единоборство.
Про бузников Павел Павлович много знал.
