шевелением бородавки на большом мясистом носу "предсказателя", в те моменты особой важности, когда он вытягивал в трубочку губы, словно пытаясь достать ими до кончика носа. Выглядело очень смешно, однако говорить Артуру Петровичу об этом не следовало. Потому, что критику консьерж приветствовал – но только ту, которая не касалась его самого, а нажить врага в лице такого ответственного человека чревато, знаете ли, даже малышне понятно.
Но в это теплое солнечное утро две маленькие девочки, дочки инженера Николаева, проскочили мимо Артура Петровича, не удостоив консьержа даже взглядом. Ну, какой, скажите, конец света, когда сегодня твой день рождения, и тебе только что исполнилось пять? Двум отважным путешественницам, стоявшим рука об руку в траве напротив глубокого, заросшего буйной растительностью оврага, не было ровным счетом никакого дела до всех этих астрономических сенсаций. Позади них находилась цивилизация – новые многоэтажные дома, гудящая машинами автострада, спешащие по делам люди. Впереди – дикий лес, от которого девочек отделял сейчас лишь разъеденный эрозией пролом в земной коре. Вот с этого самого момента и начинается наша история.
******
Девочки были сестрами. Близнецами, а точнее – двойняшками.
Старшая девочка (старше минут на сорок, не больше) была очень светлой блондинкой, с прямыми волосами и карими глазами. Ее сестра – черноволосой, кудрявой и голубоглазой. И сегодня утром, в честь дня рождения, мама подарила дочкам красивые яркие плащики, одинаковые во всём, кроме цвета. Правда, она сомневалась, стоит ли выпускать детей на улицу в новой одежде, но справедливости ради, нужно признать, что опасения ее касались лишь одной дочери.
Ах, если бы различия этих малышек были только внешними!
Меньше всего маме пришло бы в голову волноваться за любимую дочку Алану (блондинку в жёлтом плаще). Алана с пеленок была "золотым" ребенком. Милая, послушная девочка, на редкость умненькая и рассудительная. Начав разговаривать месяцев в восемь, казалось, с этих самых пор, она выдавала только одни здравые мысли, и ничего более. Этот ребёнок должен был появиться на свет хотя бы для того, чтобы опровергнуть миф о том, что все дети – непослушные и шкодливые существа, поддающиеся управлению лишь посредством ремня. Невозможно было представить себе, чтобы на Алану пожаловались соседи или воспитательница в детском саду. Словом, малышка просто воплощала собой мечту любой мамочки, и даже самого отъявленного атеиста могла заставить поверить в то, что ангелы все-таки существуют.
Но совершенно другим ребенком была ее сестра Алёна – или Лёлька, как ее звали родные – очаровательная брюнетка, в свои пять невинных лет уже обладавшая улыбкой роковой обольстительницы, маленькая бестия в красном плащике, красных лаковых туфельках и красном ободке, натянутом сверху на непослушные черные кудряшки.
Лёлька была "бандиткой".
Едва ли не с рождения от нее рыдали все знакомые мальчишки и кидались врассыпную все случайно оказывающиеся поблизости кошки. Во дворе и всех его окрестностях не было ни одной лужи, в которую бы Лёлька не влезла по самые уши, ни одного гвоздя на заборе и ни одного сучка на дереве, на которых бы она не повисла. Не проходило и дня, чтобы Лёлькины локти или колени не украшала новая ссадина, а ее одежду – новая прореха. Куклы и плюшевые мишки, подаренные этой девчонке заботливыми родственниками, обычно тут же раздирались на части и в таком виде летели в разные стороны. Зато она лучше всех в старшей группе детского сада бегала, прыгала и чрезвычайно метко стреляла пластмассовыми пульками из игрушечного ружья. Порой, правда, эта меткость выходила ей боком – как в тот день, когда некстати вылетевший шарик угодил прямо в мягкое место толстой соседке, имевшей неосторожность наклониться в непосредственной близости от скучающей Лёльки. После этого инцидента Лёлька лишилась разом и ружья, и сладкого к ужину.
"Это не ребёнок! – не уставала ежедневно повторять воспитательница Алла Сергеевна, возвращая по вечерам родителям обеих дочерей – одну в приличном, почти "утрешнем" виде, вторую – как карта ляжет. – Нет, это не ребёнок! Это же просто уму непостижимо, как могли в один день родиться ангел и самый настоящий…"
Тут Алла Сергеевна, из соображений этики, как правило, замолкала, но её взгляд, направленный в Лёлькину сторону, говорил сам за себя.
Лёлька все эти многозначительные взгляды и прочие намёки, что называется, имела в виду. Позиция её с пелёнок был однозначной – или я добьюсь своего, или я своего добьюсь. Не согласным с этой позицией оставалось пенять на себя.
Зато она была папиной любимицей. Папа всегда мечтал о сыне и, хоть в один прекрасный день вместо долгожданного наследника приобрёл сразу двух очаровательных дочурок, он не очень по этому поводу расстраивался. Ведь Лёлька, с его точки зрения, была лучшим сыном, какого только мог пожелать уважающий себя отец – сильная, ловкая и абсолютно бесстрашная, не смотря даже на то, что девочка.
Так они и жили – мамина дочка Алана и папин сорванец Лёлька и, как ни странно, прекрасно ладили меж собой. Да, иногда Лёлька ломала Аланины игрушки и размалёвывала фломастером мордашки её кукол, нечаянно рвала её книжки и одежду или ненароком толкала с такой силой, что Алана кубарем летела в угол. Но в одном родители и сама старшая сестра могли быть твёрдо уверены – любого хулигана, на свой страх и риск посмевшего обидеть Алану, ждала ужасная кара в лице непосредственно самой разъярённой Лёльки. Потому, что в своей любви к сестре Лёлька была неистова так же, как и во всём остальном.
******
Теперь, когда мы узнали достаточно об этих малышках, пришло время познакомиться с ними поближе. Подкрасться настолько близко, чтобы услышать слова, которые прошептала Лёлька почти в самое ухо сестры. Слова, которые она ни за что на свете не сказала бы больше никому – ни маме, ни папе, ни даже лучшему другу Никите, ни уж, тем более, Артуру Петровичу, обсуждающему в настоящий момент с Аделаидой Порфирьевной из пятнадцатой квартиры, вновь взлетевшие цены на гречку.
– Я знаю, как убить Колдуна!
Алана широко распахнула глаза. Лёлька улыбалась вот так – широко разведя в стороны уголки губ и не разжимая их. При этом в глазах её плясали чёртики. Она всегда строила такую мину, когда что-то замышляла.
– Мне рассказал об этом соловей. Он пел чудесную песенку… во дворе, пока ты два часа одевалась.
Девочка смотрела на сестру с укоризной, хотя та ни в чём не была виновата. Сегодня мама особенно долго причёсывала Алану, с любовью заплетая золотистые волосы, в то время как неугомонная Лёлька нацепила
