поглядеть, что там лежит. И выспаться не дали, — прокомментировал Паганель, провожая их взглядом. Впрочем, злости в его голосе не было. Он повернулся к спутнику, поинтересовался: — Что дальше делать будем? Возвращаемся в город?
— Да, — согласился Нико.
За смартфон он взялся, лишь когда они прошли острова Керкенна.
Пять
Договариваться о встрече с профессором Моннетом Дана не стала. Вместо этого выяснила расписание его лекций и приехала в «альма-матер» к их окончанию. Своего бывшего преподавателя она перехватила в коридоре. Виктор Моннет, профессор кафедры прикладной генетики, мало изменился за прошедшие годы. Такой же кряжистый, основательный, с мясистым носом и густыми бровями, сурово сдвинутыми к переносице. Единственно, седина теперь серебрила не только окладистую бороду, но и пышную шевелюру. Строгость профессора была напускной, поверить в неё могли разве что первокурсники.
— Здравствуйте, профессор! — Дана, улыбаясь, перегородила ему дорогу.
Мужчина остановился, внимательно осмотрел её. Улыбнулся в ответ — узнал.
— Ну, здравствуй, моё самое большое разочарование.
Дана обиженно скривила губы.
— В чём же я вас разочаровала?
— Из тебя мог получиться хороший учёный.
— То, чем я занимаюсь, тоже необходимо!
Моннет подумал, согласился:
— Верно. Пусть лучше профессионалы рассказывают обывателю о новостях науки и медицины, чем всякие... — он сделал неопределённый жест пальцами.
Дана отступила, и они пошли рядом.
— Ты заглянула в университет по старой памяти или хочешь взять у меня интервью? — полюбопытствовал профессор.
— Скорее, мне нужна ваша научная консультация.
— Дай угадаю. Речь пойдёт о синдроме Винке?
— Да. И вакцине «Мультирекс-X».
— Не понимаю, какая тут связь?
— Вот и мне очень хотелось бы понять, какая между ними связь.
Профессор внимательно посмотрел на неё. Предложил:
— Пойдём-ка на кафедру. У нашего лаборанта выходной, коллеги на занятиях, никто не помешает.
Он угадал, на кафедре прикладной генетики было пусто. Моннет пододвинул второй стул к своему столу в углу кабинета. Они уселись напротив друг друга, и Дана принялась рассказывать. Не называя источники, изложила факты, которые пыталась связать воедино: охватившая континентальную Европу эпидемия, смерти жительниц Марсалы, привитых «Мультирексом-Х», связь новой вакцины с лабораториями корпорации «Генезис» и таинственное исчезновение тамошнего ведущего генетика, а главное — секретность вокруг структуры препарата. Умолчала она об одном: что сама получила уже две дозы. Личная заинтересованность часто становится помехой в объективном расследовании.
Закончив рассказ, Дана вынула из сумочки контейнер с флаконом, поставила на стол. Спросила:
— Профессор, вы можете проверить состав этой вакцины?
— А ты не преувеличиваешь свои опасения? ЕМА[1] не стала бы лицензировать препарат, не прошедший все фазы тестирования.
— Не сомневаюсь, что «Генезис» предоставил Агентству необходимые документы. Или о каком тестировании вы говорите?
Моннет беспокойно покосился на дверь.
— Но ты уверена, что это будет в рамках закона?
— Нет такого закона, чтобы подвергать жизни и здоровье граждан опасности.
Профессор молчал долго. Наконец протянул руку, подвинул к себе контейнер.
— Ты права, секретность в таком деле неуместна. В злой умысел я не верю, мы все в одной лодке, но от ошибки не застрахован никто. Конечно, университету не сравниться с «Генезисом», однако кое на что и мы способны.
— Когда вы сможете провести исследование?
— Как только закончатся занятия и лаборатория освободится. Не откладывай на завтра то, что должен сделать сегодня...
— ...потому что «завтра» у тебя может и не случиться, — закончила Дана любимую присказку профессора и улыбнулась.
Моннет перезвонил раньше, чем она ожидала. Дана как раз села ужинать, когда смарт ожил. Едва включила голосферу, как профессор выпалил:
— Проверил! Как ты и предсказывала, на девяносто девять процентов это всё тот же «Мультирекс-B»...
— Профессор, может, лучше не по телефону? — растерянно пробормотала Дана.
Моннет басовито засмеялся.
— Боишься, что нас подслушивают? Это шизофрения, девочка! Так вот, новое в этой вакцине — трансдукционный комплекс с весьма странными фрагментами ДНК. Пришлось покопаться в генетическом банке, чтобы понять, что это такое. Источником послужил геном осьминога, но переносимые фрагменты значительно отредактированы. Кропотливая, гениальная работа!
— И для чего она проделана?
— Это самое странное. Трансдукция не запускается, гены не встраиваются в молекулу ДНК человека. Зато сам векторный вирус довольно активно размножается на культуре клеток. Какой-либо вирулентности я не выявил, но для чего-то же он нужен был создателям?
У Даны кусок в горле застрял.
— Вы хотите сказать, что при вакцинации происходит заражение искусственно созданным вирусом?
— О, не так категорично, девочка! Надо понаблюдать за культурой хотя бы несколько дней. Не исключено, что вектор распадётся в течение этого времени. Как я сказал, никакого вреда клеткам он не наносит. Наиболее логичный вывод — это способ усилить действие компонентов вакцины. А секретность объясняется желанием разработчика оставаться монополистом в производстве препарата. Мы ведь не знаем, сколько платит правительство Евросоюза корпорации за него. — Моннет помолчал, добавил осторожно: — Но я бы тебе советовал повременить с переходом на новую вакцину. Хотя бы несколько месяцев, пока ситуация не прояснится.
— Спасибо, профессор, — Дана с трудом выдавила из себя слова. — Спокойной ночи.
О том, чтобы закончить ужин, и речи не шло. Её вдруг бросило в жар, потом — в озноб. От невесть откуда взявшегося тремора затряслись руки. «Не накручивай себя! — приказала. — Никакой лихорадки у тебя нет. Вообще симптоматики нет. Восемь дней назад ты сдавала тесты, ничего подозрительного не нашли. И это после двух доз нового «мультирекса». Вот увидишь, всему найдётся рациональное объяснение!»
Она налила в чашку горячего чая, сделала глоток. И заревела как девчонка.
Виктор Моннет прекрасно понимал, насколько хрупко и неустойчиво существование вида Homo sapiens. Началось всё не сегодня и не вчера. Пожалуй, никто не взялся бы назвать событие, послужившее точкой отсчёта. Апокалипсис не был неожиданностью, сказкой о нём люди пугали себя тысячелетиями. Однако приход его остался незамеченным. Одномоментное событие, ломающее ход истории, ужасает всех. Но если оно растянуто во времени не на годы, а на поколения, тревогу начнут бить единицы. Будущее накатывает медленно, меняя мир тихой сапой, и невозможно указать рубеж, за которым оно становится необратимым. Так приходит ночь. Вот солнце скрылось за горизонтом, и прозрачные сумерки ещё хранят свет ушедшего дня. Постепенно сумерки сгущаются, делая мир меньше, лишая его привычного объёма. Но воспринимается это не предвестником катастрофы, а досадным недоразумением, помехой на пути. Ты спешишь за последними крупицами
