в его притворство. Вот только убить его даже не попыталась. Почему?
— Как давно ты здесь? — спросил Морен девочку, одновременно притягивая к себе руки, чтобы как следует рассмотреть узлы.
— Не знаю. Здесь темно, ничего не видно.
— А как ты сюда попала?
Мала почему-то замялась, прежде чем рассказать:
— Мы заблудились в лесу. Искали тропинку к дому, а нашли блины на ветках. Мама говорила, что их нельзя брать, что они для покойных, но мне так хотелось есть… Я сама не заметила, как мы к дому Бабушки вышли.
— Мы?
— Я с другом была.
— Уж не с Вадимом ли?
Она вздрогнула, округлила глаза и залепетала:
— Да, с ним. Откуда вы знаете? Только не говорите его папеньке, пожалуйста! Он его наругает, он не велит ему с нами, деревенскими, дружить.
— Не бойся, не скажу. А где он сейчас?
— Не знаю, Бабушка Яга его забрала. Может, она его отпустила?
— Может быть… — согласился Морен, только чтобы успокоить её. — А что было, когда вы пришли сюда?
— Бабушка пригласила нас войти, усадила за стол. Накормила, спать уложила. А проснулись мы уже здесь. Не понимаю, что мы такого сделали?!
Морен перебил её, не дав истерике разразиться вновь.
— Бабушка Яга говорила что-нибудь? Например, зачем тебя здесь держит? Или зачем забрала Вадима?
— Нет. Но когда Вадя отказался есть, она сказала, что мы должны кушать, чтобы оставаться свежими. Что это значит?
Морен горько усмехнулся. У него самого холодок пробежал по коже от этих слов, а он не хотел пугать девочку ещё сильнее.
Закончив осмотр верёвки, он повернул руки так, чтоб правая ладонь тыльной стороной смотрела вниз. Сжал кулак, поднял кисть как можно выше и резко приложился запястьем к бедру. От удара сработал механизм ручного арбалета, спрятанного под рукавом плаща. Пущенная стрела вонзилась в стену, надрезав верёвку наконечником. Пришлось повозиться, но в итоге Морен освободился.
Когда он подошёл к Мале и опустился перед ней на корточки, она отпрянула от него и вжалась в стену.
— Почему у вас глаза светятся? — спросила она снова.
— Я не совсем обычный человек. Иногда, когда чувствую опасность, мои глаза начинают светиться.
— Как у нечисти?
Морен очень не хотел отвечать на этот вопрос, но всё-таки кивнул.
— Да, именно.
— Похоже на угольки, — вдруг произнесла Мала уже вполне миролюбиво.
Морен хмыкнул. У всех проклятых глаза горели алым — вот почему Яга прятала от него свой взгляд, притворяясь незрячей, и вот почему Скитальца принимали за чудовище, боясь его ничуть не меньше, чем проклятых. Никто не желал задумываться, как много или мало общего у него с теми, кого он убивает.
Морен огляделся. С самого начала ему показалось, что эта комната слишком мала — смежная стена с той стороны, где его встречала Яга, была значительно шире. Снаружи изба и вовсе выглядела огромной, да и окна он заметил только у двух стен, что ещё раз подтверждало его догадку: где-то спрятана ещё одна комната. Морен видел в темноте лучше, чем обычный человек, но всё же не настолько, чтобы разглядеть детали, — он и окна-то обнаружил только благодаря лунному свету, что пробивался в щели между ставнями. Лишь подойдя к пустой стене и прикоснувшись к ней, Морен понял, в чём именно дело.
Это оказалось не дерево. Комнату разделяло на две части тяжёлое тканевое полотно. Оно шло до самого пола, и пусть Морен легко подхватил край, пришлось приложить усилия, чтобы поднять его — ребёнок с таким бы точно не справился. Едва он подогнул его, как в нос ударил едкий трупный запах — ещё более сильный, чем ранее. С сожалением вспомнив об утраченных сапогах, Морен нырнул под полотно, оказываясь в соседней «комнате».
Теперь он знал, откуда шёл запах. Лес человеческих тел — вот как хотелось назвать это место. Освежёванные, со вспоротыми брюхами, лишённые внутренностей, как коровьи туши у мясника, подвешенные за руки под потолком мужчины и женщины, взрослые и дети. Половину из них высушили с солью, другие оказались завялены на солнце, но временами попадались и те, кого оставили просто гнить, — похоже, Яга предпочитала разнообразие в рационе.
«Без окон, без дверей, полна горница…» — некстати вспомнил Морен старую загадку.
Вдоль стен валялись мешки с крупой, мукой и солью, стояли ящики и сундуки с вещами, попадались сёдла, инструменты, посуда — всё то, что, вероятно, когда-то принадлежало торговцам и другим путникам, нашедшим свою смерть в лесу. По всей кладовой в маленьких чашечках лежали горстки порошковой смеси — Морен узнал по запаху тёртую полынь. Проклятые тоже не любили это растение, но мыши и крысы — куда сильнее.
— Эй! — услышал он приглушённый полотном голос Малы. — Куда ты делся? Что происходит?
Морен бросил быстрый взгляд в её сторону, раздумывая, отвечать ли. Но девчонка уже подняла шум, так что если их могли услышать, то уже услышали.
— Я сейчас!
Успокоив её, Морен ещё раз огляделся. Детские тела висели здесь уже давно, если судить по их состоянию, так что Вадима среди них быть не могло, и тратить время на осмотр каждого не имело смысла. Куда важнее было найти дверь, окна, прогнившую стену — что угодно, что могло вывести их наружу. И дверь в самом деле нашлась. Подойдя к ней, Морен дёрнул её, не особо рассчитывая на успех, и, конечно же, та не поддалась. Он попытался толкнуть её, ударил плечом — всё бесполезно. Никаких отверстий для ключа не наблюдалось, дверь не трогалась с места при попытках распахнуть её, и ничего не гремело с той стороны, как мог бы греметь замок. Так что оставался лишь один вариант: заперта она снаружи, причём ставнями.
«Я мог бы попытаться открыть её… Шансы малые, но есть». Вот только Морен не знал точно, сколько времени это займёт, а Яга могла прийти за ними в любую минуту. Даже будучи немощной старушкой, она оставалась проклятой, а значит, была опасна. Без оружия, в прямом бою, он мог с ней не справиться. Следовало подстраховаться.
Приняв решение, Морен вернулся к девочке. Та тихо плакала в своём углу, сжавшись в комочек. Присев перед ней, он тронул её за плечи — даже сквозь плотную льняную ткань ощущалось, какая она худенькая и как оцепенела от страха, стоило к ней прикоснуться.
— Всё хорошо, — как можно мягче заговорил он с ней, заглядывая в глаза. — Плакать ни к чему.
— Я думала, ты бросил меня.
— Я тебя не брошу. Я пришёл за тобой, помнишь? А сейчас расскажу, что мы будем делать,