доведенной техники», виртуозное искусство малых форм, освобожденное от коросты буржуазной, мещанской пошлости. Иначе говоря, о правомерности культурно-развлекательной функции цирка и эстрады:
«…А если уж веселиться, то, конечно, со вкусом, изящно, а не в формах излюбленных теперь западноевропейской буржуазией – аляповатых, гривуазно-животных».
Говоря о средствах и приемах отражения и анализа действительности, образного воплощения «лозунгового начала», агитационно-пропагандистского воздействия на зрителя и создания лучших условий для столь необходимого трудовому человеку жизнерадостного, полноценного отдыха, каким мог располагать арсенал «легкой кавалерии искусства», народных празднеств, массовых зрелищ, Луначарский издавна считал одним из самых действенных – оружие смеха.
В дни столетия со дня рождения Луначарского была опубликована его переписка с женой, относящаяся к осени 1930 года, где он делился сокровенными признаниями о литературных планах, на которых, «если судьбе будет угодно», мечтал сосредоточить все последние силы. Это прежде всего фундаментальная, обобщающая все им написанное о В. И. Ленине, книга о Ленине «как типе гения и героя», «книга живой мудрости» – особая работа, «которая будет историей и теорией мудрости». И «Смех, как оружие классовой борьбы», «в которой, – писал он, – широко изложу мою эстетику»14.
Ни одной из этих работ Луначарскому завершить не удалось. Но мысль о них не оставляла его до последних дней. В том же 1930 году он публикует статьи «Что такое юмор?», «О сатире», «Джонатан Свифт и его „Сказка о бочке“». Ту же тему затрагивает в статье 1931 года «Кинематографическая комедия и сатира» (фрагменты этих статей читатель встретит в этом сборнике) и тогда же, войдя в состав Президиума Академии наук СССР, организует и возглавляет специальную комиссию Академии наук по сатирическим жанрам.
Определяя задачи этой комиссии, он говорил: «Смех был всегда чрезвычайно важной частью общественного процесса. Роль смеха велика и в нашей борьбе, последней борьбе за освобождение человечества. Мы будем поэтому счастливы и горды, если нам удастся проследить и на конкретных примерах проанализировать историческое развитие смеха и отточить, таким образом, оружие наших юмористов, наших сатириков…»15.
Это в известной мере уже было выполнено самим Луначарским. В разделе «Будем смеяться», принявшем название его статьи, написанной в 1920 году во славу смеха, который «не только призыв к силе, но и сам – сила», сгруппированы некоторые из его высказываний на эту тему. В них охарактеризованы и проанализированы все градации смеховой культуры, от гневного, бичующего, испепеляющего хохота и разоблачающего донага сарказма до добродушного поддразнивания и ласковой, дружеской улыбки. Честь и место смеху во всех его оттенках, и в праздничном, веселом, безудержном многоголосии народных гуляний и массовых зрелищ, и в яркой пестряди эстрадно-концертных программ, своего рода «революционного кабаре», и в будущем театре политических обозрений, и при свете прожекторов на цирковой арене. И поистине неисчислимы формы применения этого оружия, напоминает Луначарский: здесь и «легкокрылая и жалящая, как оса, эстрадная песенка или куплетная хроника», и клоунада, и «драмолетта» – маленькая пьеса и водевиль, обозрение-ревю и политический фарс, миниатюра, буффонада и скетч, фельетон и басня, эпиграмма, сатирический танец-плакат, всевозможные пародии и шаржи и т. д. и т. д.
Все окажется к месту, если только за этим – живая, острая мысль.
Зовя к активному участию в массовых празднествах нового времени «веселых красных скоморохов», «истинно народных балагуров», Луначарский напоминал о славных традициях народного сатирического искусства, которому предстояло теперь возродиться «в совершенно новой форме», пройдя «через горнило многих, многих культур». Он указывал при этом ориентиры в культуре прошлого, несопоставимые с тем, до чего так часто низводился смех на цирковой арене и на обывательской эстраде предреволюционных лет. В качестве одного из предков будущей советской клоунады он называл Аристофана, который «тоже писал агитки». Призывал взять в руки «богатырский свисток Добролюбова»: «…пусть он звенящими трелями рассыплется над головами пробужденного народа и еще таящих злые надежды, едва повергнутых врагов его».
Веря в осуществление этих надежд в ближайшем будущем и намечая вслед за призывом «Будем смеяться» конкретные пути их достижения, Луначарский задавал вопрос, требовавший столь же ясного, конкретного ответа – делом:
«Неужели этого не будет? Неужели на ярмарках, на площадях городов, на наших митингах не будет появляться, как любимая фигура, фигура какого-то русского Петрушки, какого-то народного глашатая, который смог бы использовать все неистощимые сокровища русских прибауток, русского и украинского языков с их поистине богатырской силищей в области юмора? Неужели не зазвучит такая ладная, танцевальная, такая разымчивая[1] русская юмористическая песня, и неужели все это не пронзится терпким смехом всеразрушающей революции?»16.
3
Чтобы яснее представить себе время и обстановку, когда был задан этот вопрос, и осознать, что нужно было в этих целях преодолеть, следует внимательнее вчитаться в документы 1919-1920-х годов, скрепленные подписями Председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР В. И. Ленина и его ближайшего соратника по советскому культурному строительству народного комиссара по просвещению А. В. Луначарского. Документы эти, в равной мере относящиеся к цирку, открывают раздел, посвященный высказываниям Луначарского об эстраде и театре малых форм. И среди них – прежде всего, разумеется, ленинский Декрет об объединении театрального дела от 26 августа 1919 года, явившийся основополагающим документом в коренной реформе театрального дела в стране и в определении государственного руководства этим делом.
Цирк, эстрада, народные гулянья непосредственно упоминаются лишь в трех пунктах этого декрета, предусматривавшего национализацию театральных зданий и театрального имущества, в том числе и цирков и эстрадных предприятий (за исключением личного театрального имущества артистов театра, цирка и эстрады), но кроме двух московских цирков ни цирки, ни эстрадные предприятия в государственную сеть в то время еще не включались. Речь пока шла об общем административно-художественном руководстве и контроле. Сама формулировка достаточно красноречива:
«Цирки, как предприятия, с одной стороны, доходные, с другой стороны, демократические по посещающей их публике и особенно нуждающиеся в очищении от нездоровых элементов и в художественном подъеме их программ, а также всякого рода эстрады администрируются наравне с неавтономными театрами».
Таким образом, в первую очередь подчеркивалась необходимость идейно-художественного очищения этих популярных, демократических по своей природе зрелищ от всего, что мешало и противоречило самой возможности их подъема. Эту хирургическую операцию и предусматривали подписанные Луначарским постановления и распоряжения «О театрах типа эстрады, кабаре, миниатюр…», последовавшие вслед за ленинским декретом. Вместе с тем, чтобы «создать подлинно народное зрелище», следовало, отметая все враждебное и чуждое, «психохимически выделить, – как говорилось в одном из тогдашних выступлений Луначарского, – все благородное, что на самом деле служит здесь магнитом», привнести сюда все
