Валера, — предложил мне Анисий Фомич, который, как оказалось, уже стоял за моей спиной. — Ведьмины подарки добра сроду никому не несли.
— Ну если бы она ее мне просто так дала, то можно было бы о плохом подумать, — повертел я в руках купюру. — Но здесь ситуация другая.
— Тебе решать, ясное дело, но только послушай ты моего совета, — настойчиво пробубнил подъездный. — Ну да, ты ее не с земли поднял, но ведь и так может быть, что она на нее давно какой поганый заговор накинула да с собой и таскала, чтобы всегда под рукой иметь. Случаи, Валера, они разные бывают.
— Это да. — Я зачем-то понюхал банкноту, она пахла дорогими духами. — А что значит — с земли поднял? Ведьмины деньги, если они не из рук в руки переходят, а на земле лежат, наверняка прокляты?
— Любые деньги поднимать нельзя, — назидательно произнес Анисий Фомич. — А уж лежащие на самом виду — тем более. Кто его знает, откуда они там взялись? Из кармана чьего выпали ненароком, или кто их там нарочно положил?
— А если поподробнее? — попросил я подъездного.
— Так всё не перечислишь, — степенно ответил тот. — Но чаще всего ведьмы да колдуны, из тех, что целительство знают, когда порчу с человека снимают, то ее на денежку покрупнее переводят, а после на дорогу ту и бросают. Человек идет, видит — деньги валяются, сразу их хап — и в карман. А с ними болезнь прихватывает, или, того хуже, проклятие. И потом гадает — отчего у него волос выпадает, глаза не видят, мужская сила пропадает или ребеночек не получается. Так чего ж такому не быть? Ты чужую беду себе забрал, причем доброй волей, теперь она твоей стала.
— Однако, — только и сказал на это я.
— Бывает еще, что молодые да ранние силу свою пытают, нарочно деньги зачаровывают, а после глядят — получилось задуманное или нет. Опыта так набираются. Потому сожги денежку, пока в карман не убрал, послушай моего совета. До того она вреда не принесет, ты ее своей не признал, а после — все, после только знающий человек поможет.
— Понял, не дурак, — ответил я подъездному, пошел в комнату, скомкал купюру, положил ее в пепельницу и чиркнул зажигалкой. — Был бы дурак — не понял.
Не знаю, прав оказался Анисий Фомич или нет, но вонь от сжигаемых денег пошла редкостная. Впрочем, не исключено, что это как раз нормальное явление. Кто его знает, из чего их делают?
— Ладно, это все лирика, — сообщил я подъездному. — Пошли ваше кольцо искать, что ли? А то мне еще в центр ехать, как выяснилось. Неохота жутко, да еще по такой жаре, только деваться некуда, от подобных приглашений не отказываются.
— Пошли, — с готовностью отозвался тот. — Михейку кликну — и пошли.
— Только вот что. — Я почесал затылок. — Подвал же небось закрыт? Причем наверняка на большой висячий замок. Вскрывать их я не обучен, да и с законом мне связываться неохота.
— Это все ерунда, — замахал руками и даже бородой Анисий Фомич. — Ты к тому входу, что с правого торца дома, подходи минут через пять, двери открыты будут.
А они ребята не промах. Видел я председательницу нашего ТСЖ пару раз, это такая лютая тетка, что даже мне не по себе рядом с ней становилось, хоть вроде я ни в чем и не виноват. Предположить, что кто-то из техников или слесарей вот так запросто расстанется с ключами, в данном случае невозможно, но факт есть факт — дверь в подвал и вправду была открыта.
Анисий Фомич обнаружился внутри, рядом с ним стоял, надо полагать, тот самый Михейка. Кстати, стало понятно, почему его именно так мой приятель называет. Дело оказалось в возрасте. Молод был по меркам Анисия Фомича его коллега, не имелось в нем еще достойной основательности, да и борода подкачала. Это даже не борода была, а так, легкая растительность.
Впрочем, представился мне этот товарищ все равно как Михей Петрович, и я решил, что так его и стану называть. Ни к чему бить подростку по самолюбию. Тем более что данная молодость, подозреваю, мне лично покажется глубокой старостью. Ему же лет сто-сто пятьдесят, не меньше.
— Еще раз предупреждаю — гарантий не даю, — сообщил я подъездным. — Кабы это кольцо кто зарыл или в стену законопатил — тогда да. А «потеряшку» искать куда сложнее.
— Мне без него хоть к себе не возвращайся, — печально вздохнул Михей Петрович. — Совесть заест.
— Врет, — заявил Анисий Фомич. — Дед Филат его затюкает, вот что. Он про эту историю в курсе, если не поможешь, то Михейке придется с кем-то из наших меняться домами. У нас парню жизни не будет, это уж точно!
— Поговори мне еще, — закряхтел кто-то сверху, на меня посыпалась то ли известка, то ли слежавшаяся пыль, а через секунду я увидел еще одного подъездного, на этот раз, правда, старого, как не знаю кто. Был он сед и внешне благообразен, несмотря на подозрительно красный нос, формой напоминающий грушу.
— Филат Евстигнеевич я, — сообщил пришелец мне. — Не начинали ишшо?
— Пока нет. — Я развязал горловину чехла, в котором находился металлоискатель. Мне его завез Антон еще на той неделе, поскольку я сам данный прибор все никак из машины Шлюндта забрать не мог, так он и катался в багажнике. Удачно получилось, кстати. Если бы бывший охранник Карла Августовича не был настолько любезен, пришлось бы мне подарок Сивого потом из полиции вызволять. — Как можно? Так, уважаемые, пока я собираю инструмент, проясните мне один момент.
— Какой такой инструмент? — удивился старейшина. — Ты же Хранитель кладов, тебе злато-серебро нутром чуять положено.
— Положено, — не стал с ним спорить я. — Но сначала все же пустим в ход технику, дабы не нарушать энтропию Вселенной.
— Чего не нарушать? — глянул суровый предводитель подъездных на Анисия Фомича.
— Зазря магию свою в ход пускать не хочет, — нашелся мой подъездный. — Чтобы, значит, кто чего не учуял. Сами знаете, какие у него гости бывают, вот он и не желает пущую беду на дом накликать.
— Вежественно да разумно, — одобрил Филат Евстигнеевич. — Достойно похвалы!
— Так что с котом? — еле удержался от улыбки я, доставая среднюю катушку и закрепляя ее на металлоискателе. — Как перстень из квартиры в подвал-то попал?
— Враждую я с этой тварью, — печально сообщил мне Михейка. — Он умный, паскуда, оказался, недаром из чужих земель родом. Слово даю — что-то с ним не так, он смотрит ровно человек, и поступает так же!
— Кой раз говорю тебе, полено ты