свежие простыни, приглашая все тело расслабиться. Где можно приручить звезды. Помнишь звезду, которую мы так и не приручили, она смотрела ведьмовским глазом и знала, как остановить сердце. Туда мы с тобой больше не поедем.
Мне тяжело, потому что ты не пишешь. Не нужно меня наказывать за то, что не пишу я. Нельзя оставлять мальчиков без присмотра. Одно ласковое слово моей жены поможет моей верности больше, чем все воли мира. Я обязан был отправить тебя здороветь на солнышке, хотя мне тебя очень не хватает. Ты ведь не подставишь меня своим молчанием разным мелким гадким житейским соблазнам?
Крабишончик, молчание не принесет тебе пользы, а я – я чувствую, что совсем один. Но я все-таки говорю о своей жене. Меня это успокаивает. Я говорю: «моя жена за городом». Я говорю: «моя жена скоро приедет». Я говорю… говорю… Уверяю себя: я женат, и мне нужно быть умником. Но неправильно, если только я один буду говорить себе, что должен быть умником. Нужно, чтобы моя жена была терпелива и прощала мои недостатки. Нужно, чтобы моя жена была доброй и забыла, что я не пишу. Нужно, чтобы моя жена помнила, что я так влюблен. И напоминала мне об этом тоже.
В Париже я не виделся ни с Ринет, ни с кем вообще. Не звонил. Не писал. Я уехал через день после тебя. Мне ни до кого.
Поцелуй маму и скажи ей, что я ее люблю. И что я приеду сначала с тобой повидаться, а потом тебя забрать[52]. На этой неделе лечу в Касу туда-обратно. Привезу тебе оттуда что-нибудь и, как только получу деньги, пришлю.
Я люблю вас,
АНТУАН
17. Антуан – Консуэло[53]
(Тулуза, июль 1931)
Любовь моя,
Вот уже три дня, как я здесь. Повсюду тишина – в ангарах, на поле, в кабинетах. Это лето спокойное, и с почтой все благополучно. Париж со всеми его драмами далеко-далеко, здесь ими не интересуются. Под окнами администрации насадили настурций, и они цветут – ни дать ни взять домик моряка на пенсии.
Вечером возвращаюсь в город. Здесь Мермоз[54], мы вместе ужинаем. Говорим о наших женах, они у нас выздоравливают. Я говорю: «моя жена…», Мермоз говорит: «моя жена…»[55]. Мы оба очень горды. Наступает ночь, и я долго брожу один, возвращаюсь усталый, без всяких желаний.
Городок то ли жив, то ли мертв, не поймешь. Мелкие страстишки без дальних прицелов. На террасах кафе толкуют о рыбной ловле, охоте, бильярде. Вспоминают незамысловатые любовные истории, героини сидят рядом, славные безликие курочки. Город, который больше никогда ничего не создаст, он заполнил свои музеи и не прибавит к ним ни одной картины, насколько нужно разбогател и тратит понемножку, не торопясь, ренты, годы и сердце. Ты мгновенно узнаешь эти счастливые городки, в которых все понемногу только ветшает. Где все договорились двигаться мелкими шажками только к старости.
Мы видели с тобой и другие. Помнишь, с балкона на улице Тагль мы смотрели на город, вспыхнувший революцией[56]. Сирены возле «Критики»[57], пушка на «Насьон». Сирены были великолепной песней, оживившей его грузное тело. А мы, глядя с балкона, говорили: «Город лихорадит…» А ночь на 1 января[58]? Я побежал будить тебя, потому что город снова грохотал как тогда, когда, раскачиваясь, сбрасывал Иригойена, и заодно раскачал во мне сердце. Я не знал, на какого тирана он ополчился в эту минуту, на что понадеялся, но сказал тебе: революция! А оказалось, что это Новый год. Праздновали вновь победившую жизнь. Меня это растрогало, тебя тоже. Я поклялся всю жизнь прижимать тебя к сердцу и отпраздновать с тобой множество Новых годов…
Я вспоминаю злую звезду на противоположной стороне земли, ее ведьминский глаз. Хотела бы ты ее увидеть? Я нет. Она умела ранить нам сердце.
Милая моя жена, спутница, достояние, я вам верен. Я буду любить вас во всех самых разных странах, и мы будем приручать звезды. Чтобы, сидя на террасе в теплые ночи, мы чувствовали: небо к нам ласково.
Берегите себя и пишите мне. Ваш
АНТУАН
Улетаю во вторник, возвращаюсь в среду.
18. Антуан – Консуэло[59]
(Танжер, конец июня или июль 1931)
Письмо будет коротким. Устал. Улетел из Тулузы утром. Завтра лечу в Касу. Послезавтра буду в Тулузе.
Погода была плохой. Я все время получал удар за ударом. Несколько раз, когда находил просвет голубого неба, спасался, поднявшись на три тысячи. Холод чистого мощного ветра сразу высушивал пот. Чистый холодный ветер не мертвит. Но ледяной поток был таким могучим, что я переставал продвигаться вперед. И я покидал мой неподвижный золотистый отдых и возвращался к земной безалаберности, тряске и невыносимой жаре.
Танжер – маленький мертвый город.
Дорогая, ложусь спать. Письмо, чтобы вас поцеловать. Чтобы передать всю мою любовь.
Может, лучше напишу из Касы.
Я люблю вас так, как даже себе не представлял.
АНТУАН
Поцелуй мою любимую мамочку. Напиши, что говорят о моей книге[60].
19. Антуан – Консуэло[61]
(Тулуза, конец июня или июль 1931)
Золотое перышко,
Больше не могу без вас жить. Приеду за вами. Золотое перышко, вы самая обворожительная женщина на свете. Фея. Я чуть не заплакал над вашим письмом. «Угрызения из-за моего плохого к вам письма все растут, доводят до безнадежности и слез…»[62]
Нужно быть Кетцалем, Золотое перышко, чтобы по-настоящему вас понимать. Восхищаться душой маленькой дикарки, золотым перышком, которому не дают раскладывать паштет для Юти на полу… Приезжайте ко мне, Золотое перышко, наполните мой дом вашим чудесным беспорядком. Пишите на всех столах. Они в вашем распоряжении. И устройте такой же беспорядок у меня в сердце.
Больше я с вами не расстанусь. Не хочу, чтобы не понимали мое сокровище. Я никогда вас ни в чем не упрекну. Ни о чем не пожалею. С каждым днем буду все благодарнее. Буду хорошим. И верным.
Ваши огорчения и мои тоже.
Ты однажды сказала мне, что я «правильный». Золотое перышко, я хотел бы быть всегда достойным тебя. И еще ты мне как-то сказала, что ты «совершенно счастлива». Золотое перышко, ты будешь еще счастливее, когда мы будем жить вместе в Касабланке. У нас будет маленькая машина. И через каждую неделю мы по целой неделе будем вместе. А те шесть дней, что меня не будет, ты можешь брать уроки рисования? Или арабского?
Золотое перышко, беру на себя обязательство сделать вас счастливой.
Ваш муж, ваш кетцаль,
АНТУАН
20. Консуэло – Антуану[63]
(Лион, июль 1931) Четверг
Любовь моя,
Мы провели день в Лионе. Я пришла из кино, и через час мы уезжаем в Сен-Морис[64].
Жду тебя в воскресенье, если ты не сможешь приехать, ПРОШУ, мой муж, телеграфируй мне в субботу как можно раньше. В любом случае телеграфируй.
Я немного нервничаю, вот и все. Со здоровьем все в порядке. Я уеду с тобой.
Я уже в порядке, а с тобой мне будет еще лучше, забери меня поскорее.
Обожаю тебя
Твоя
КОНСУЭЛО
21. Антуан – Консуэло
(Сахара, лето
