в любой уголок земного шара. Но к чему это и зачем?
Главный вопрос существования у меня сейчас был не «Кто виноват?», а «Что делать?».
Кузьминична с поистине королевским ледяным спокойствием рядом со мной курила тонкую сигару в изящном перламутровом мундштуке.
— Хотя никотин я не чувствую, мне просто приятно держать сигару в руках, ощущать себя хоть немного живой, — пояснила она мне.
Постояв немного на широких ступенях клиники, задрав голову вверх в осеннее небо, я долго думала и пыталась найти смысл в том, в чем смысла я не видела.
Я не знала свое предназначение и просила небо подарить мне хоть одну-единственную малюсенькую подсказку.
— Так нечестно, так несправедливо, это все не так должно было быть, — вопрошала я небеса.
Но те были глухи к заблудшей душе Алисы Владимировны Вороновой, недавно усопшей.
Наконец-то успокоившись, я взяла себя в руки и взялась за ручку двери, но вспомнила, что теперь мне это действо без надобности — я ведь могу проходить сквозь любые стены и любые препятствия.
Оглянувшись вокруг, я нигде не увидела моей новоприобретенной подружки Кузьминичны. Я даже не заметила, как и в какой момент она телепортировалась.
Даже не попрощалась.
Видимо, загробная этика далека от совершенства.
Сквозь кирпичную стену я просочилась в холл первого этажа и там застыла на месте от увиденного.
За раскидистым фикусом с большими вечнозелеными листьями на диванчике из белой кожи сидела моя подруга Юлька. Точнее, даже не сидела, а полулежала, вплотную прижавшись к моему бывшему парню Олегу, ее плечи вздрагивали, она рыдала во весь голос, даже не скрывая этого. Олег сидел, нахохлившись, идеально прямо, как деревянная кукла. Вся его напряженная поза свидетельствовала о том, насколько сильно он пытается скрыть свои эмоции.
Представившаяся моему взору картина абсолютно выбила меня из колеи — не нужно гадать, почему или все-таки по кому так усиленно рыдает моя Юлька. Значит, ей уже сообщили о моей смерти.
Я подошла поближе к дивану, присела на корточки возле Юлиных ног.
Моя милая дорогая Юленька Зинина, моя самая преданная и любимая подруга, через сколько всего мы с ней прошли, сколько зимних вечеров я отпаивала ее чаем на своей крохотной кухне, размером всего пять квадратных метров, очередной раз выслушивая ее стенания о подлинной сущности нынешних особ мужского пола. Именно такими же слезами, какие она сейчас проливала по мне, Юля каждый раз плакала и проклинала в сердцах симпатичного предателя, разбившего ее девичьи грезы.
Я до сих пор не могу понять, почему на пути красавицы, хрупкой блондинки Юленьки с наивными голубыми детскими глазами все время попадались безжалостные стервецы, которые, покрутив с моей подружкой месяц-другой по одинаковому сценарию, испарялись в дали туманной. Юля страдала после каждого предателя больше трех месяцев, постоянно терзая свой мобильный телефон, ожидая от красавца звонка или эсэмэски. Но ни один из кавалеров ни разу не объяснил девушке причину своего столь постыдного бегства.
Мои реанимационные мероприятия по восстановлению разрушенной психики подруги каждый раз заканчивались одинаково: пока на горизонте снова не появлялся принц Юлиной мечты.
И выглядели все ее кавалеры примерно одинаково, тут явно не поспоришь с женскими журналами о подсознательном выборе избранника. Высоченные брутальные качки с интеллектом в зачаточном состоянии, чаще всего приехавшие с просторов нашей необъятной Родины. Они с радостью клевали на молодую красивую москвичку Зинину, та с головой погружалась в омут чувств, полностью растворяясь в своих Сашах, Петях, Васях, Генах, был даже один, насколько я помню, по имени Захар. Она порхала по квартире, готовила кучу всевозможных вкусностей, весь дом ее сверкал чистотой и уютом, Юлька штудировала женские книжки из серии «Как доставить мужчине несравненное удовольствие», тратила немыслимые деньги на кружевное белье и шелковые простыни, но… в одно далеко не прекрасное утро после незабываемой ночи любви, после которой нужно сразу же отправляться за подвенечным платьем, находила возле кровати скомканную записку с жуткими орфографическими ошибками практически в каждом слове, смысл которой сводился к общему: «Прости, прощай».
Юля никак не могла понять, что ее ухажеры предпочитают лишь футбол (хоккей, баскетбол, волейбол) и пиво (водка, тоник, портвейн), а ее робкие попытки сходить в консерваторию, или на новую выставку авангардистов, или на премьеру модного артхаусного режиссера, а быть может, вечером почитать Бродского, вызывали у них лишь взрыв нездорового хохота. Она же терпеть не могла пиво, лишь красное вино и шампанское по значимому поводу, ненавидела шумные дискотеки в прокуренном тесном зале, не понимала, как можно культурно отдыхать на лавочке возле подъезда с бутылочкой светлого нефильтрованного.
Они были пришельцами с разных планет, совсем разные, которые пересеклись лишь на короткое время, и поделать с этим было ничего не возможно.
Сейчас же Зинина рыдала, используя уже не меня в качестве жилетки, а моего экс-бойфренда.
Интересно, кто же теперь будет приводить ее в чувства?
— Нет, Лисаааааа, нет, она не могла умереть, — выводила на высокой ноте Юля, сморкаясь в рукав черного свитера Олега. Кстати, этот свитер я купила ему при нашей совместной поездке на рождественские каникулы в Чехию.
Он гладил ее по голове, что-то ободряющее шептал на ухо. У меня в сердце кольнула иголка ревности.
Ну, мои дорогие, меня еще похоронить не успели, а вы тут уже воркуете, голуби?
— Не реви, Юля, все будет хорошо, ну же, не надо. Алисе сейчас там хорошо, — успокаивал мою подругу Олег.
Да уж, хорошо, смотреть, как быстро они спелись.
Что же это я злорадствую, у них близкая подруга умерла. Конечно же, они ищут поддержки друг у друга. Интересно, чем эта поддержка может закончится?
Юльке никогда не нравился Олег, и, по правде говоря, она частенько нашептывала мне про него гадости, которые в конечном итоге оказались истинной правдой.
Даже сейчас больно вспоминать, какие «концерты» устраивал мне мой благоверный, а я, дурочка, его слушала, а он, вымолив на коленях прощение, через пару дней принимался за старое.
Но когда нужно, он умел прикидываться паинькой и пускать пыль в глаза.
Высокий, стройный, стильно одевающийся, с блестящим образованием, он казался мне сбывшейся женской мечтой, я всерьез собиралась за него замуж.
Но мы с ним оказались абсолютно разными людьми, он меня никогда не понимал, и что еще хуже — даже и не хотел понимать.
Я сидела на корточках у Юлиных ног и с грустью смотрела на двух самих близких мне людей. Непрошеные слезы катились по моим щекам, но я даже не стыдилась этого. Их не нужно было вытирать, все равно меня никто не
