глазах, смотрит на меня сквозь густые тёмные ресницы.
Расспрашивает обо мне, как будто действительно хочет всё знать, и я чувствую, что мы уже знали друг друга раньше… в каком-то тёмном, запретном месте.
Когда во время очередного занятия любовью Грейсон жарко целует меня в губы, я набрасываюсь на него с силой стихийного бедствия. Но даже если это и есть настоящая катастрофа, ничто не остановит меня и, похоже, ничто не остановит его от обладания и уничтожения меня.
Около пяти утра его телефон звонит в третий раз. Мы продолжаем лениво целоваться, мои опухшие губы очень чувствительны и горят, а груди восхитительно саднят, но я всё равно умоляю о большем. С растущим раздражением от жужжания телефона, Грейсон наконец хрипло отвечает:
— Надеюсь, это что-то важное.
Я переворачиваюсь на живот, чтобы дать ему возможность поговорить и незаметно изучаю его профиль. Пока он беседует по телефону, его глаза, как и одна его рука задерживаются на изгибе моей задницы.
Грейсон обсуждает какие-то связанные с бизнесом вопросы своим низким, грубым голосом, который едва можно разобрать. Я в это время вожу пальцами по животу, стараясь запомнить каждый кубик его пресса. Грейсон продолжает большой рукой тискать мою задницу, а я медленно подбираюсь к его паху, целую твёрдый член и слизываю влагу, что заставляет его на мгновение зажмуриться и резко выдохнуть.
Когда Грейсон, наконец, открывает глаза, его взгляд жёсткий и холодный. Раздражённо рявкнув в трубку набор каких-то цифр, он отключается и некоторое время пребывает в задумчивом состоянии, и тогда я чувствую, как Грейсон от меня отстраняется.
Я сажусь в постели с болезненным ощущением. Ну вот и всё. Мои подозрения подтверждаются, когда его великолепное тело поднимается с постели, в которой он только что был моим. Смотрю, как он исчезает в ванной, и изнутри меня прожигает всепоглощающее чувство безысходности. Понятно, что будет дальше, не так ли? Я знаю. Похоже, взгляд, который я поймала прошлой ночью, был обманом. Влиянием алкоголя. Обманом зрения. Грёбаным трюком, и нужно было бы об этом догадаться. Теперь же я умираю внутри, и не от возбуждения. Маленькая фантазия, мимолётная связь, которая, как мне показалось, у нас зародилась… Всё кончено.
Это не было связью. И даже реальностью. Немного алкоголя, немного дождя, немного гормонов и пара сексуальных фраз, которые заставили меня поверить, что он действительно был опьянён мной так, как никогда в своей жизни.
— Мне нужно улететь раньше, а перед отъездом придётся позаботиться об одном деле.
Грейсон возвращается с зажатой в руке одеждой, и быстро запрыгивает в джинсы. Его челюсть сжата, как будто сложившиеся обстоятельства нравятся ему не больше, чем мне.
— Конечно, — говорю я и чертовски надеюсь, что мой голос звучит достаточно безразлично. Все те оргазмы и то, как я издавала из-за него непристойные звуки, делают ситуацию чрезвычайно неловкой, потому что я слетела с катушек. О боже, я потеряла разум, я потеряла себя в совершенно незнакомом человеке.
Грейсон смотрит на меня, затем открывает рот, и проходит пару мгновений, прежде чем из него действительно что-то вырывается.
— Всё так чертовски сложно. Ты не захочешь, чтобы я был в твоей жизни.
— Не надо. Пожалуйста, не надо. Ты не должен этого делать. Давай оставим всё как есть. Я знаю, как это бывает. Прощай, удачи тебе. Адьос.
Мы не отводим друг от друга глаз, и он шепчет:
— Я не должен был к тебе прикасаться.
Грейсон направляется к двери. Смотрю на его широкую спину, стараясь стойко держать лицо. Я делала так миллион раз. Возводила стены, чтобы не было ни капельки больно. Ни чуточки.
— Один из моих парней прошлой ночью почистил твою машину. — Он останавливается, положив руку на дверную ручку, потом крадучись возвращается, кладёт мне в ладонь ключи от машины и, как это ни странно, целует мои веки. — Твои глаза, — шепчет он. А потом уходит.
Когда за Грейсоном захлопывается дверь, у меня буквально скручивает живот. Я плюхаюсь на кровать после самого восхитительного секса в своей жизни совершенно… подавленная. На меня наваливается сокрушительное одиночество, в тысячу раз больше, чем когда я всего несколько часов назад пошла на вечеринку в надежде почувствовать себя лучше. Ещё одна лягушка. Нет. Боже, он совсем не лягушка. Он… что-то, чему нет имени. А теперь его нет. И той мимолётной связи, в которой я была так уверена, тоже нет.
И я по-настоящему, необъяснимым образом опустошена.
Забираю свои вещи из ванной, а на сердце словно давит тонна кирпичей. Понимаю, что всё до сих пор мокрое, и вздрагиваю, с трудом натягивая на тело влажную одежду. Я не могу найти свои трусики. Оглядываю весь номер. Заглядываю под кровать и клянусь, что когда наклоняюсь, то до сих пор чувствую его в своей набухшей киске. Грейсон.
Чёёёёёрт, даже имя у него сексуальное.
— Ты что, на самом деле забрал мои трусики? — С недоверием смотрю на другую сторону кровати, отказываясь вспоминать, какой желанной я себя чувствовала, когда Грейсон их с меня снимал.
Роясь под покрывалом кровати, слышу щелчок, за которым следуют звуки шагов. Поднимаю голову, чтобы посмотреть на дверь, и растерянно моргаю. Грейсон вернулся? Он стоит прямо передо мной. Меня переполняет совершенно незнакомая мне ранее сильная душевная боль.
Я встаю, внутри всё трепещет. Его тёмно-каштановые волосы восхитительно взъерошены, и они прекрасно сочетаются с глазами Грейсона, глазами, которые, как бокалы в баре, отражают свет, почти неестественно сияя при взгляде на меня. Грейсон высок, безупречно сложен и излучает какую-то неведомую, почти неестественную власть надо мной. Когда он смотрит на меня, даже когда стоит так далеко и почему-то такой отчуждённый и недосягаемый, он только ещё сильнее разжигает желание к нему прикоснуться.
— Ты что-то забыл? — спрашиваю я, умирая от стыда из-за того, что меня застукали за разговором с самой собой. Никто и никогда в жизни не заставлял меня чувствовать себя такой несмышлёной и уязвимой девчонкой.
— Я не брал твои трусики. — Он показывает на светильник и слегка хмурится, как будто не может понять, почему они там оказались. Трусики висят прямо на абажуре.
Мои щёки вспыхивают ярким румянцем.
— Спасибо, — неуверенно бормочу я, снимая их с абажура. — Мне просто они очень нравятся.
Грейсон скрещивает руки на груди и молча наблюдает, как я натягиваю трусики.
— Мне они тоже очень нравятся. На твоей заднице они смотрятся особенно великолепно.
Я надеваю их и притворяюсь, что поглощена