не ярмарка? Чему тут радуются, чему восхищаются?
Я подходила к толпящимся людям, протискивалась ближе к середине и наблюдала какое-нибудь чудо — человек, выдыхающий огонь безо всякой магии (впрочем, я уловила запах чего-то горючего и перестала удивляться), танец с плоским барабаном, дрессированные животные и прочее, прочее, прочее...
Моё пожелание было полностью удовлетворено — люди радовались, смеялись, подбадривали тех, что выделывали чудеса каждый в своём круге. В общем, это и выглядело, и ощущалось, как множество счастливых людей. Как праздник.
Да, именно этого мне не хватало.
И чем дальше я шла, тем отчётливей был ритм, один конкретный ритм, который будто звал меня, именно меня, меня одну. Он был странным, непривычным, но очень притягательным.
Вот он стал громче, превратился в мелодию, а я уже протискивалась через толпу к его источнику.
И замерла за спинами людей, увидев, что там внутри.
На круглом пятачке выступали акробаты. Плечистый невысокий мужчина в чёрном облегающем костюме, только лицо с тонкими усами и видно, и тонкий гибкий мальчишка, тоже невысокий, тоже в чёрном.
Ловкая фигурка вспархивала невесомой птичкой, касаясь ладони мужчины лишь пальцем ноги, раскинув руки и вытянувшись. Мальчишка будто парил, зависая вот так, на одной точке, тут же перетекал в стойку на руках, опираясь на ту же мужскую ладонь. Затем неуловимым движением стойка превратилась в чудесный крендель, скрученный узлом на плечах силового гимнаста.
Я только шире открывала глаза. Это было настолько удивительно, что дыхание остановилось само — разве так можно? Это же невероятно!
Я чувствовала, что магии здесь нет, да и вообще этот мир беден ею, но волшебство, то рукотворное, созданное упорным человеческим трудом чудо меня захватило, и я стояла очарованная, забыв, как дышать.
И вдруг…
Вдруг что-то случилось: мальчишка ли покачнулся или рука нижнего гимнаста дёрнулась или ещё что, но маленькая парящая фигурка, в падении пытаясь удержать равновесие, слишком быстро соскользнула вниз. И боком крепко приложилась о землю. С тем характерным звуком, с каким падают, а не спрыгивают.
Этот глухой удар тела, упавшего с высоты, оборвал все другие звуки. Даже ритм барабана, что звал меня, вдруг замолк, а я так и не рассмотрела, кто же задавал этот волшебный ритм. Толпа отпрянула от упавшего и замерла, а широкоплечий гимнаст навис над мальчишкой, что неловко лежал на земле. И закричал.
Слабый голос Всёли перевёл:
— Вставай, падаль! Вставай и работай!
И картина праздника в ту же секунду выцвела, радость вмиг потухла, как разбитый фонарь, а приглушенный смех толпы на заднем фоне показался насмешкой, издевательством.
А потом широкий коротышка двинул носком мягкого сапога мальчишку по спине.
И меня острой болью пронзило воспоминание: Графский Парк, раненая собака поперёк дорожки, Игорь и его сапог, с размаху вбиваемый в беззащитное брюхо животного.
В глазах потемнело.
— Эй, ты! — крикнула я и стала работать локтями, прокладывая себе путь. — Парню помощь нужна! Не видишь, что ли?
Но люди расступались неохотно, переговаривались, разглядывая то, что происходило на свободном пятачке, а на меня не обращали внимания.
Наконец, я выбралась на свободное место и сделала два шага, что отделяли меня от упавшего. На первый взгляд явных травм не было — кровь не текла и не торчали наружу кости. А уж я повидала всякого. Но вот то, как лежал мальчишка, мне не нравилось.
— Всёля, — крикнула я мысленно, — туника!
Тихий, едва различимый шелест стал мне ответом:
— Не дотянусь, тут очень слабая магия. Давай её сюда.
— Вставай! — орал, наклоняясь над маленьким тощим телом акробат.
— Ты больной? Он в обмороке, — я дернула мужика за плечо, разворачивая к себе.
Тот покосился на меня, легко, играючи сбросил мою руку и снова саданул мальчишку по почкам. Тощенькая фигурка содрогнулась от удара, но признаков жизни не подала.
— Ты что делаешь?! — прошептала я, впадая в ярость.
Ребенку плохо, глубокий обморок, а его — ногами бить? И как когда-то это делал Игорь, я со всей дури приложила плечистого маломерка правой в ухо. Бить я не умела, но в ярости моя магия как-то направляла силы в нужное русло. И в этот раз не подвела — мужчина отшатнулся, прикрыв глаза, и схватился за голову.
— Доску мне! Быстро! – заорала, оборачиваясь к толпе. Люди сужали кольцо, пялясь и всё громче переговаривались друг с другом.
— Всёля, они меня не слышат? Сделай Громкий Голос.
— Да, — прошелестело в голове. — Это смогу. Говори.
— Доску принесли!
И мой голос эхом прокатился через толпу дальше, туда, где о трагедии не знали и не ведали, продолжая веселиться.
Где-то оборвалась музыка, где-то завыл зверь, послышался отдалённый одиночный крик.
Озираясь по сторонам, вглядываясь в лица с раскосыми глазами, по которым ничего нельзя было прочесть, искала того, кто поможет, и думала, как тащить эту доску – если магия тут никакая, то у меня в распоряжении только собственные руки. И крикнула так же громко:
— И верёвку!
Мгновенное оцепенение толпы спало именно в этот момент, и она шарахнулась в стороны, заорала, запричитала на разные голоса. Будто мой крик спугнул стаю птиц: люди рассыпались, разбегались в стороны.
Тут, кажется, помощи не дождёшься. Поверх голов осмотрела всё вокруг – мне нужна доска! Где взять хоть что-то похожее?
Кто-то тронул за рукав, и я резко обернулась. Низкорослый широкоплечий акробат смотрел на меня исподлобья, кривил губы. Заговорил, затараторил, заспешил. Всёлин внутренний перевод не успевал за его языком. Да и я, разъярённая и злая, не поняла ничего из его явно недружелюбного бормотания. Но на всякий случай стала так, чтобы закрыть собой тело мальчишки.
— Всёля, что он говорит?
— Говорит — продам. Денег просит. Без денег не отдаст.
— Ты что, больной? — опять заорала я в узкоглазое лицо, уставившись на него самым уничижительным взглядом.
— Дай денег. Или он убьёт её.
— Кого — её? — не поняла я, продолжая угрожать этому маломерку всем своим видом. — Это ещё и девчонка?
— Да, — голос был едва различим.
Плохо. Полная неподвижность тела позади тревожила всё сильнее.
Не спуская глаз с гада, достала из кармана плаща монеты, ссыпала, не пересчитав, в протянутую ладонь. В душе всё кипело и бурлило и, видимо, выплёскивалось. Потому что взгляд мужчины напоминал взгляд испуганного хищника – может убежать, а может и напасть. Но, увидев монеты, он воровато схватил их и поспешно сделала шаг назад. Потом
