повторялось про со-ма-то-гра-фи-че-скую иллюзию. Слышали про такое?
– Напомните, пожалуйста.
– Это когда все пять органов чувств говорят одно, а на самом деле все по-другому. Ну лайк … например, пилот уверен, что самолет задрал нос вверх, толкает штурвал от себя что есть сил, чтобы выровнять угол, но только уходит в крутое пике и через секунды … краш … носом в землю … Но то просто изначально ложные ощущения, слишком много усилий не в том направлении. Я так много об этом читала и писала тогда. – Лейла удивилась, сколько всего наговорила, что никогда еще не произносила вслух. – И вот так же бывает в отношениях, наверное … Ох, я в таком отчаянии была в те дни, даже спросила один раз в сообщении: не иллюзия ли он, мы?
– И как? – улыбнулся Даниэль.
– Ну, эт лист, я его не выдумала, – Лейла усмехнулась, – но потом да, была моя личная катастрофа. Но уже потом. И уже в другой части света.
– Расскажите, Лейла, я вас внимательно слушаю.
– Наверное, не стоит, доктор Натансон, извините, мэйби, в другой раз.
– Понимаю, не беспокойтесь. А было еще такое, когда реальность … расходилась по швам? Хорошо вы это сказали.
– Спасибо. Ю ноу, еще про моменты, когда все – сюр. Так было, когда я лет в восемнадцать попала в Мемориал Холокоста в Вашингтоне.
– Где-где?
– В Вашингтоне, который Ди Си, столица Америки, не штат, – объясняла Лейла.
– Америки, которая другой континент?
В вопросах доктора звучала необычность, но Лейла продолжала, так хотелось выговориться:
– Ну да. Меня привела туда одна подруга намного старше, чер … афроамериканка, ей тоже кто-то показал этот музей в восемнадцать лет. Там было лайк четыре или пять этажей, и все про эту катастрофу.
– Какую катастрофу?
– Ну как какую, Холокост. Ай мин, я и до слышала что-то про это, конечно, но отрывочно. А там все было так наглядно. Столько документов, фото, видео, даже товарный вагон тех времен. Но особенно поразили фильмы, агитационные фильмы нацистов. Рилли. Ты смотришь и вроде соглашаешься с каждым доводом: да, да. Но вот ролик заканчивается, а ты с ужасом понимаешь, к чему это все привело тогда, всего пятьдесят лет назад. А вот если опять кто-то сумасшедший, забавный поначалу, придет к власти, и все повторится. Так было страшно от этой мысли. Я потом много разного и с разных сторон узнала про весь этот кошмар. Но тот первый шок. Не понимала, до сих пор не понимаю: какой урок человечество должно усвоить – и все никак.
– Лейла, дорогая, не старайтесь думать сразу за человечество. У вас богатый духовный мир, вы творческая и ранимая. Я глубоко очарован вами. Только вы не допускаете, что все это, может быть, лишь плод вашего воображения?
– Ну о чем вы, доктор? Лайк, что вы имеете в ви-ду? – Она уже искала слова для начала следующей истории, из Израиля, но запнулась.
– Такого не было и не могло быть. Во всяком случае, в мире, который известен мне, ученым, да и всем вокруг. Может, это были сны? Ваши прекрасные сны? Во сне мозг тоже проделывает огромную работу.
– Не очень-то прекрасные. Ну ладно, мейби. – Лейла замолкла, встрепенулась опять: – Ну нет, не понимаю как это. И я вообще-то делюсь очень личным, – услышала в своем голосе капризные нотки.
– Я понимаю. Вы можете допустить, что ваш мозг пытается так уйти от каких-то других воспоминаний, возможно, более тяжелых? О которых и подумать боитесь.
– Не знаю. – Лейла задумалась о своей мимике, насколько она под контролем сейчас. Заморожена. Дистанция между ней и доктором стала вдруг огромной, как и со всеми другими. – Может, мне об этом почитать? Книги-то еще существуют?
– Лейла, старайтесь не перегружать себя, у вас сильная тяга к информации. Отпустите это. Дайте мозгу время для восстановления, ему и так пока тяжело. Все сложится само собой, но позже, поверьте. Не нужно для этого изучать энциклопедии, природой все уже придумано.
– Но вы же не хотите сказать, что лайк все, о чем я рассказала сейчас, это были сны?
– Возможно.
* * *
Сны. В клинике она видела их часто. Полеты над бесконечными зелеными долинами с реками и водопадами, свобода, счастье. Ветер, брызги воды. Лейла определенно летала так сама когда-то наяву, может, в парке виртуальной реальности? Грезила прогулками по городам, где бывала, по выученным наизусть Лондону и Москве. И тот самый, идеальный город с гостиницей за поворотом от площади, в которой на средних этажах – воздушный холл с видом на небо и крыши внизу. Она много раз видела сны про эту гостиницу, узнавала, но так и не могла вспомнить, где это. Было так и с большой, как из каменных замков, гостиной, на удивление уютной и теплой – в углу там горел настоящий огонь в настоящем камине. Дом.
Снилось, как взбирается по очередным горам с пленительными видами в Бутане, странах Африки или Европы. Как скользит по широким трассам Дубая, огибает полукруги дорожных развязок, которые уходят в небоскребы, море, пустыню, всегда безоблачное небо. Как плывет в кристальном озере Охрид в окружении гор Македонии и Албании или в прозрачном океане на Мальдивах мимо вилл на воде. Как рыбы и кораллы охватывают и замыкают ее в разноцветной подводной мозаике. Может, так же приснились и Музей Холокоста, и все фешен-шоу, и Довиль, и Джонни, и отчеты о крушениях лайнеров …
Приходил и тот белый сон, сковывал холодом. Когда не могу пошевелиться. И все вокруг как по-настоящему. Только на периферии зрения люди, их скорее чувствую, узнаю смутно. Белые тени. Это, кажется, мама, это сестренка, сидят рядом, говорят. Нет, не они, и не понятно ничего, ни слова … Делают что-то с моими руками и ногами, поднимают таз, опускают. Не ощущаю этого. Вижу размыто, краем глаза, догадываюсь. Сопортивляйся, Лейла. И как под тяжелым водным одеялом. Не подать ни знака.
Лейла решила не делиться больше ничем важным и с доктором Натансоном. Отвечала в общих чертах, сама задавала вопросы. И хотя Даниэль тоже не рассказывал о себе, между ними, Лейла была уверена, оставалось что-то особенное: симпатия, родство. С доктором было легко соглашаться, хотя это «Не волнуйтесь, Лейла» страшило даже из его уст.
А что, если она действительно сумасшедшая и все придумала? Нет, просто не может быть. Но пусть даже так, Даниэль же не просил отказываться от воспоминаний, по его мнению, ложных. И если правда все то, что говорит он, то надо дойти до своей