следующим образом: «Я несчастен, следовательно, я прав»?
Что бы вы сказали, если бы вас поставили перед фактом: либо вы вступаете в ненужную вам связь, либо этот человек покончит с собой. Даже неважно, что 95 процентов подобных «обещаний» не сбывается — если угроза самоубийства будет осуществлена — тем лучше. Книга Закона в этом отношении занимает крайне безжалостную ко всем вечно несчастным позицию — «дайте им умереть в своем убожестве».
Путь Телемы — это путь полнокровия жизни, страсти и восторга. Бледные тени мученичества противны самой природе Солнца Гора, потому сострадание действительно должно быть оставлено. Но это не должно пониматься нами как следование бессмысленному цинизму. Мы должны отличать тех, кто действительно убоги и чья изначальная позиция — это позиция жертвы, от тех, кто, будучи сильным по жизни, но оказался в кризисе и может нуждаться в разовой помощи и поддержке. Первые должны быть с презрением отброшены и добиты, но протянуть руку помощи вторым — это долг Воина Телемы.
3. «Последняя комната, или «делай что желаешь»
в свете фильма Тарковского «Сталкер»
С максимы «Делай, что изволишь» традиционно начинается разговор о Телеме. В этих словах сосредоточенна основная суть, острие, всё напряжение телемитского дискурса. Понимание этого закона делает телемита телемитом.
Существует определенная и достаточно типичная схема споров вокруг закона «Делай, что изволишь». Вначале непосвященный не может понять, что именно на этом законе строится вся традиция, а потом приходит в ужас. Дескать, «если все будут делать, что изволят», цивилизации придет конец. Когда я прошу описать, как будет выглядеть этот конец цивилизации, оппонент рисует некую картину непрекращающейся оргии с убийствами в перерывах. Образы из фильма «День свиньи» наполняются все более пикантными подробностями, пока, наконец, мы не прерываем нашего оппонента, имея полное право подытожить все сказанное — «так вот, оказывается, чего вы, на самом деле, желаете»!
Разумеется, собеседник тут же замнется и засмущается, изрекая нечто вроде «ну мы-то нет, а вот они…». То, что эти гипотетические страшные «они» не более чем проекция — несложно доказать, не прибегая к магии. Для этого достаточно базовых знаний психоанализа. Нетрудно еще раз увидеть, что, чем более силен запрет, тем более примитивную и устрашающую форму принимает форма запретного. В свое время Кроули очень метко сформулировал закон психологической компенсации, сказав, что «для Дона Жуана риск воспринять мирно щиплющую траву козу как искушение гораздо меньше, чем у любого из святых отшельников».
Здесь мы, наконец, можем сжалиться над нашим собеседником и объяснить, что речь идет о концепции истинного желания. Об этом подробно говорится в Liber Alef, Законе свободы и во многих других произведениях Кроули. А иллюстрацией, позволяющей нам нестандартно рассмотреть данный вопрос, вполне может служить шедевр режиссера Андрея Тарковского «Сталкер».
Тарковский — режиссер особый. Я бы даже сказал, что он — чуть ли не единственный режиссер-пророк, т. е., условно говоря, режиссер иной стороны, и уж он точно не имеет аналогий в мире русского кинематографа. Возможность перенести символ с одной стороны на другую дана немногим, даже в поэзии, а наглядность и ощутимость кинематографа, казалось бы, сводит эту возможность к нулю.
Тарковский — режиссер-провидец. Однажды он ехал по Женеве и, проезжая какую-то площадь, пришел в ужас — «это место великой трагедии». Через неделю в этом месте был убит Улоф Пальме. Это только один из многих примеров. Хотя подобные совпадения имеют большое значение только для профана, тогда как для мага интересен, прежде всего, уникальный взгляд в иное, перенос символа из непроявленного в проявленное, и здесь Тарковскому не было и нет равных в кинематографе.
«Сталкер» (как и некоторые другие фильмы Тарковского) стоит осмыслить в телемитском контексте. Ибо основной вопрос «Сталкера» — это и есть вопрос истинного желания, истиной воли.
В контексте той символической этико-философской дилеммы, которую ставит Тарковский, ответ на вопрос, что значит «делать, что изволишь», очень прост — открыть последнюю дверь в «зоне». Надеюсь, что все читатели смотрели этот фильм, и пояснение только что сказанному не требуется, а если не смотрели — советуем посмотреть его безотлагательно.
Казалось бы — сделать это легко, тем более, что, согласно мифологеме «Сталкера», комната не только раскрывает, но и исполняет желания, что, впрочем, с моей точки зрения, несущественно.
«Делать, что изволишь» — это значит открыть дверь! Что может быть проще! Только вот почему-то никто из персонажей «Сталкера» этого шага не делает. То, что сюда не входит ученый — это понятно. Но почему не идет писатель? И почему, судя по последнему монологу Сталкера, не заходит никто из тех, кого он проводил к этой двери? Скажу честно, мне понятно сожаление Сталкера, ибо подобное я наблюдал не раз. Стучатся — открывается — не входят.
Тарковский очень глубоко и тонко передает то, что «зона» находится по ту сторону добра и зла. Она может убить, может провести, и от чего именно зависит её «приговор» непонятно, даже непостижимо. Соприкосновение с зоной — это соприкосновение с нуминозным. Нуминозное, согласно определению Рудольфа Отто и Карла Юнга, — это священное минус моральный окрас, чистое сакральное за пределами добра и зла. В каждом фильме Тарковского нуминозное являет себя во всей полноте, и во всем мировом кинематографе нам едва ли удастся найти аналогии.
За кадром время от времени цитируется «Дао Де Цзин», отсылая нас к даосской традиции, которую так уважал Кроули. Мы видим здесь универсальное единство, существующее вне любых законов, вне двойственности. В этом и состоит принципиальное отличие «Сталкера» Тарковского от исходного «Пикника на обочине»: «Сталкер» оккультен, тогда как «Пикник» — всего лишь научно-фантастическое произведение. Мир «зоны» — это мир над Малкут, а последняя дверь вполне может быть соотнесена с пересечением пропасти, где каждый сам себе злобный Хоронзон. Казалось бы — предельны реализм повествования, никаких эффектов, зеленых небес или мерцаний «ведьминого студня»; кажется, что такую «зону» можно было бы снять на окраине нашего города, но именно этот реализм и помогает войти в нуминозное больше, чем какой-либо спецэффект.
Последняя комната — истинная воля. Серьезно задумавшись над вопросом, а почему люди не открывают дверь, мы получим принципиальное понимание, из-за чего «делай, что изволишь» — это закон для немногих. И не в том дело, что все, открыв дверь, стали бы маньяками, услаждающими свои страсти, подобно Нерону, — Тарковский устами Сталкера легко опровергает этот обывательский, полный страха взгляд на истинное желание — «ну чего им (добавим от себя — гилетическим, т. е., в гностическом понимании, сугубо материальным людям) нужно,
