обреченности, в них была твердость. Он почти приблизился ко мне, когда за моей спиной — из коридора — неожиданно раздался дерзкий голос:
— Отвали, серая нечисть!
И в меня чуть не влетела невысокая, хрупкая, очень красивая и сильно разозленная девушка. Я отпрянула, и рыже-пепельный поймал девушку в свои объятия. Но влетела она не одна — рука девушки вцепилась в серую ткань одной из женщин, и та невольно шагнула в залу. И сразу раздался общий испуганный вздох всех женщин в сером. Шагнувшая в залу обреченно опустила голову и вышла. Двери захлопнулись.
Рыже-пепельный взял девушку за плечи и отодвинул от себя.
— Зачем ты это сделала?
Та подняла на него лицо и посмотрела с вызовом. У нее было очень белое лицо, черные блестящие волосы, темные глаза и яркие губы. Она недобро улыбнулась.
— А что я сделала?
— Ты ведь знаешь, что прислужницам запрещено заходить в Большой зал под страхом смерти.
— Вот как, — изогнула брюнетка брови, хоть и не удивленно, — ну что ж, одной серой нечистью меньше.
Она оттолкнула парня, поправила свое алое платье, гордо вскинула голову и направилась к столу. Рыже-пепельный посмотрел на меня.
— Я Симмиус, — представился он.
— Алисия, — растерянно ответила я, все еще глядя вслед брюнетке.
Потом с трудом сосредоточила взгляд на Симмиусе.
— Это правда, что прислужнице грозит смерть? — спросила я.
Не знаю, почему меня это заботило. После гибели отца и накануне моей гибели. Но может быть именно поэтому я и не хотела больше смертей. Симмиус кивнул. Он повел меня к столу и объяснил некоторые правила. Оказывается, их настойчиво знакомили с правилами эти два дня. И только меня не было. И яростной брюнетки.
Брюнетка уже заняла свободное место рядом с Симмиусом, и мне пришлось сесть напротив. Это немного огорчило меня, ведь он был здесь единственным, кого я теперь знала. Удивительно, что я еще способна была огорчаться.
Я впервые видела столько ярких людей, собравшихся в одном месте. Пожалуй, только у Симмиуса волосы и глаза были припорошены серостью. У девушки справа были волнистые каштановые волосы, а у парня слева — мягкие сине-зеленые глаза. Мой отец говорил, что это цвет морской волны. Но я никогда не видела море. Да и отец не видел. Просто знал. Это был тот самый парень, который храбрился.
Все мы были одеты в красивую и богатую одежду. И даже еда перед нами была красивой и неожиданно ароматной. И, наверное, очень вкусной, только ее почти никто не ел.
— А я согласен с Кадди, — проговорил парень с морскими глазами, чем и вывел меня из задумчивости.
Начало разговора я пропустила. Он разговаривал с Симмиусом.
— Если должны умереть мы, то пусть умрет и она, — закончил парень.
Я поняла, что они говорили о той женщине в серой одежде. Шагнувшую сюда ждала смерть, и это было непреложно.
— Она не виновата, — сказал Симмиус.
— Виновата, — настаивал оппонент, — тот, кто прислуживает злу, и сам зло.
— Ты ведь знаешь, что они здесь на положении рабынь, — напомнил Симмиус.
Брюнетка резко повернула голову и посмотрела на него:
— К чему эти разговоры? Мы должны думать о себе, а не о ней!
— А что тут думать, — робко донеслось с другого края стола.
Говорил совсем юный паренек, ему вряд ли исполнилось даже шестнадцать. Волосы у него были как шерсть медведя — густые и коричневые. Я однажды видела медведя, когда пошла на охоту с нашим старым слугой Диплом. Да и сам паренек был похож на крупного и неуклюжего медвежонка. Кадди даже не удостоила его ответом. Тогда он продолжил:
— Мы же не можем дать отпор Нежити.
Все поежились от произнесенного вслух страшного слова. Брюнетка метнула гневный взгляд на парнишку-медвежонка:
— Дурак! Разве можно говорить такое вслух здесь! У каждой стены десятки ушей и глаз.
Должно быть, эта простая истина не приходила в голову почти никому из собравшихся. Потому что все завертелись, вглядываясь в стены. Медвежонок покраснел и опустил голову. Похоже, никто до этого не называл его дураком.
— Попала в точку, Кадди, — усмехнулся парень с морскими глазами, — но мы это поняли за два дня, а ты сразу.
Я взяла свой стул, поставила его рядом с медвежонком и села.
— Привет. Меня зовут Алисия, — сказала я и протянула руку.
Парнишка нерешительно посмотрел на меня и осторожно протянул свою ладонь. Ладонь у него оказалась очень крупная и, должно быть, сильная. Он пожал мою едва-едва. Его звали Риб. Я принялась описывать свой дом на Болотах. Риб сдержанно удивился, что там можно жить. Но когда я стала рассказывать про медведя, которого мы там встретили, рот парнишки округлился, и он слушал во все уши. Обычно на Болотах не бывает медведей, и как тот туда забрел, осталось непонятным. В королевстве вообще их осталось очень мало. Я не сразу заметила, как напряженно смотрит на меня Кадди.
— Так ты с Болот? — донеслось через весь стол.
— Да, Кадди, — ответила я брюнетке.
— Мерзавец Нэтт Нэлс твой отец? — сдавленно сказала она, впечатывая каждое слово.
Я вспыхнула и вскочила. Кадди поднялась резко, как пружина. Мы не сводили друг с друга горящих глаз. Все за столом замерли, внимательно наблюдая. Симмиус тоже поднялся и смотрел на Кадди.
— Я не знаю, кто ты такая. И ты не знаешь моего отца. Его уважали все, кто был с ним знаком, — губы мои дрожали от негодования.
— Только не я, — по ее ярким губам поползла усмешка, — будьте вы прокляты, Нэлсы!
И она стрелой бросилась ко мне. Все произошло быстро — Риб-медведь загородил меня, а Симмиус перехватил Кадди. Она кричала и яростно вырывалась, пытаясь укусить Симмиуса.
— Да отпустите вы ее, — спокойно сказал зелено-синеглазый, — пусть подерутся. Все быстрее время пройдет. Ставлю на Кадди!
И он хлопнул по столу. Кто-то усмехнулся и поддержал его. Но брюнетка не слушала других.
Я десять лет провела в темнице! Как я мечтала выцарапать ему глаза! — бросала она в мою сторону. — Я, последняя из Продис.
Симмиус замер, затем резко повернул Кадди к себе лицом.
— Ты Кадделия Продис? — изумленно-недоверчиво произнес он.
И все разом замерли. Я тоже. Потому что Кадделию Продис казнили десять лет назад. За убийство королевы.
— Да, — ответила она.
— Ты же умерла, — не поверил кто-то за столом.
Брюнетка повернуло свое лицо и окинула нас взглядом:
— Я жива, как видишь. Только все эти десять лет не жила.
Она не успела больше ничего рассказать. За мозаичной стеной раздался легкий шум, и в казавшейся цельной стене вдруг распахнулись широкие двери. В зал
