карту и сжег ее, но когда он ушел, я успела выхватить из огня кусочек. Я сбила пламя и увидела, что уцелел только мой остров и краешек Элиши. На стену повесили новую карту, и Лурда очень попросила больше ничего на ней не рисовать. Я послушалась. Ведь у меня теперь есть кусочек правильного мира, хоть и обугленного по краям. Я спрятала его в карман передника. Там уже лежали мои каменные четки и перо Птицы.
После того как я исправила карту, Ралус-странник приехал очень быстро и привез не только кулек орехов, но и новую карту и новую сеть для мужа Лурды. Он будто хотел извиниться за мой проступок. Это ужасно меня рассердило.
– Пойдем, – сказал Ралус-странник и взял меня за руку. – Нам надо поговорить.
Мы вышли из дома в каменный садик, сели на скамейку, и Ралус оглядел окна, будто хотел убедиться, что нас никто не подслушивает. Потом сказал:
– Остров, на котором ты выросла, – это не просто остров. Это веретено мира. Он так лежит посреди океана, что через него проходят потоки пространства и времени, а он накручивает их на себя, превращая в нити историй. На свете немного таких мест, твой остров – одно из них. Это очень важное место, это источник, родник всех событий, историй, судеб. Долго в таких местах жить нельзя. Они много дают, но много и забирают. Не знаю, понимаешь ли ты меня…
Он встал со скамейки, присел передо мной на корточки и обхватил горячими ладонями мои локти, заглянул мне в глаза.
– И об этом никто не должен знать, хорошо? Пусть эта тайна надежно хранится в твоем сердце, моя маленькая пряха.
Я кивнула. У меня была тысяча вопросов, но я задала только один:
– Старик поэтому молился той книжке? Он умер, потому что книжка не услышала его молитв?
– Он умер, потому что умер. Он был стар и прожил трудную жизнь. Он был очень несчастен, и его сердце не выдержало. Не думай об этом.
Но я почему-то думала. Не хотела, а думала. Думала о том, зачем он молился книге, как это помогало ему жить на Веретене. Думала о его бормотании. О чем она была, его молитва? Думала о тех тетрадях, в которых он что-то писал каждый день. Он писал, ставил их на полку, заполнял ими наш дом, а теперь их бросили там и никому они не нужны. Даже мне.
– Когда ты привезешь мне имя? – спросила я Ралуса.
Он что-то ответил, но я не услышала, я смотрела на его голову. Она была лысой, но не такой, как всегда. Волосы пробивались сквозь кожу, как трава из земли. Черные. Черные, как у меня! Значит, есть еще люди, у которых волосы не белые, как у всех здесь? Есть кто-то, похожий на меня хотя бы цветом волос!
Я почувствовала, как он взял меня за руку и слегка тряхнул. Я посмотрела ему в глаза. Мне хотелось обнять его и расцеловать.
– Что с тобой?
– У тебя волосы.
Ралус поспешно провел рукой по голове, нахмурился.
– Да, ты права.
– Они черные.
Он кивнул. Похоже, ему не очень нравился наш разговор.
– Как у меня.
И тогда он сделал вот что. Он меня обнял. Он притянул меня к себе и прижал к груди. Так крепко, что я чуть не задохнулась. Может, я бы умерла, но из дома вышла Лурда, увидела Ралуса и сказала:
– Тебе надо побриться.
Он кивнул, отпустил меня и ушел в дом, а когда вернулся, его голова снова была лысая и гладкая. Мне стало грустно.
Подслушанные разговоры
У меня есть подслушанные разговоры. Я храню их, как самые красивые камешки с островной косы.
Первый разговор вот какой.
Старик: Забери ее, что толку от нее здесь? Только маемся.
Ралус: Не могу, старик. Некуда.
Старик: Что, во всем мире нет места для маленькой девочки?
Ралус: Боюсь, что так. И потом… ты же знаешь: ее место здесь.
Старик: Здесь никому не место! Не обманывай себя, проклятый вандербут!
Ралус: Тише, тише, старик…
Второй разговор такой.
Лурда: Ты соображаешь, что ты делаешь? Привозить сюда ребенка с такими волосами? Ты хочешь, чтобы ее закидали камнями?
Ралус (после долгого молчания): Старик-бакенщик, которого я навещал раз в полгода, умер. Это его внучка. Что мне было делать, Лурда? Куда ее девать?
Лурда: А что делать теперь мне? Как смотреть в глаза соседям? Или тоже побрить ее налысо?
Ралус: Пусть носит шапку и пореже выходит из дому.
Лурда: А о моих детях ты подумал? Что мне сказать мужу?
Ралус: Я сам поговорю с ним. Лурда, это же ненадолго, мне только надо найти ее родственников. Скоро я заберу ее у вас.
А третий разговор – мой любимый.
Ралус: …как ты и хотела.
Лурда: И что за люди?
Ралус: Хорошие люди.
Лурда: Ты давно их знаешь? Они надежные?
Ралус: Да, конечно. Здесь становится опасно, Лурда. И для нее, и для меня.
Лурда (помолчав): А эти люди знают, кто ты, Ралус?
Ралус (тоже помолчав): Для них это не имеет значения, они живут слишком далеко отсюда.
Лурда (вздохнув): Я буду скучать по ней. Очень уж я привязчивая, Ралус. А девочка такая кроткая и тихая, не то что мои. Может, привезешь ее как-нибудь в гости?
Ралус: Все может быть. Спасибо тебе, Лурда.
Лурда: Да брось, я рада помочь тебе, я помню, чем тебе обязана. И еще… хорошее ты дал ей имя.
Имя.
Теперь оно у меня есть.
Ралус приехал однажды и сказал:
– Я привез тебе имя в подарок. Тебя зовут Уна.
Меня накрыла темнота.
Я плавала в ней, как в воде.
Потом откуда-то появилась моя Птица, подхватила меня клювом за косу и вынесла на свет.
Я лежала на скамейке у очага, вокруг меня столпились все: Ралус, Лурда, ее муж, их дочери. Они переговаривались, но я не могла услышать весь разговор, только обрывки фраз:
– Нет, нет, она не больна и не заразна…
– …она такая бледная…
– Она хоть дышит?
– Хранитель сказал, что возможна сильная реакция, он просто не знал, какая именно…
– А если она умрет?
– Что ты вообще такого ей сказал?
– Ее имя.
Имя! У меня есть имя! Я открыла глаза.
– Хвала семи пряхам! – сказала Лурда и погладила меня по голове.
Ралус-странник смотрел на меня так пристально, что я не могла отвести взгляд.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, и я подумала, что он хотел, но будто бы проглотил
