Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Глава 4. Очевидец
Теперь меня сошлют куда-нибудь в Нарьян-мар, весь дрожа, терзал себя старший лейтенант Курочкин. На остров Ямал. Или это полуостров? А, какая, к чёрту, разница… О, я Мудацких Мудак Мудакович, кретино-болвано-импотенто!..
– Que, сеньор? – переспросил охранявший его Пабло Каррера. – Что?
Последнее Курочкин нечаянно произнес вслух.
– Ничего, жопа ты маньянская, – улыбнувшись дипломатической улыбкой, ответил он линейному сержанту первой категории на чистом русском языке. – Кирдык моей карьере, брат. И даже не ты тому причиной. Я на тебя не сержусь.
Старший лейтенант Курочкин заломил в отчаянии руки и замолчал. На секунду ему показалось, что было бы куда лучше, если бы бешеная сучка застрелила его, а не майора Сергомасова, которого он прикрывал. Его будущее теперь представлялось ему оглушительно ясным.
Через полчаса приедет консул, а с ним приедет третий секретарь посольства, он же – резидент СВР. Ещё через полчаса под портретом Железного Феликса в тяжёлой дубовой раме, висевшим в посольском кабинете резидента ещё со времен Александры Михайловны Коллонтай, его, Курочкина, будут метелить его коллеги.
И хорошо, если только вербально. Завтра первым же самолётом его отправят в Москву. Вместе с “грузом 200”, то есть запаянным в цинк майором Сергомасовым, погибшим по его, старшего лейтенанта Курочкина, вине. Или всё же не по его? Как во времена Тараса Бульбы, с горькой обидой на свою неласковую Родину-мать подумал Курочкин. Кладут в могилу сначала убийцу связанного, а потом – гроб с телом убиенного…
Дикая страна, дикие нравы.
А потом сорвут погоны и с треском вышибут из органов.
Может, ему и сошло бы с рук всё с ним произошедшее, когда бы он был старый заслуженный кадр. Зубр разведки. Тоже, конечно бы, не сошло, но всё же… Но старший лейтенант Курочкин прибыл в страну вечных субтропиков ровно неделю назад – его и в СВР-то перевели только после того, как президент велел спецслужбам «не совать свой нос в гражданское общество», и ФСБ его услуги стали не нужны. Вот и учли знание испанского языка…
И сегодня было у него самое что ни на есть первое задание на вражеской территории. Он работал в прикрытии, то есть наблюдал тылы майора Сергомасова, который целый день выслеживал какого-то местного мужика.
Что за мужик и зачем покойнику понадобилось за ним следить, Курочкин не знал, знал только, что, вроде бы, из террористов. Цивилизованный мир объявил терроризму войну, а тут, в Латинской Америке, каждый второй – террорист, так что слежка за одним из них – дело не удивительное.
Битых пять часов таинственный мужик таскал их за собой по раскалённому городу. Впереди – террорист, следом за ним, обливаясь потом, ‑ майор Сергомасов и ещё дальше ‑ старший лейтенант Курочкин. Ясное дело, что Сергомасов держался на изрядной дистанции от мужика, а Курочкин – на изрядной дистанции от товарища майора. Так они следили друг за другом, пока откуда ни возьмись не выскочила из подворотни какая-то сумасшедшая баба и не выстрелила два раза в майора, после чего куда-то исчезли и она, и тот мужик, за которым следил Сергомасов. Курочкин в этот момент находился в толпе, метрах в пятнадцати от майора. Когда тот упал, Курочкин растерялся и в течение некоторого времени стоял столбом посреди взбесившейся толпы, не зная, что ему в данной ситуации полагается делать. Гнаться за бабой ему даже в голову не пришло. Она и, наверное, её мужик были при пушках, тогда как он и майор даже перочинных ножиков при себе не имели. Подойти к майору, оказать первую помощь – а можно ли?..
Такой инструкции ему дадено не было. Да и не умеет он оказывать никакой первой помощи. И от крови у него голова кружится и тянет в обморок упасть. Кроме того, он покойников до смерти боится. Он сроду вблизи не видел ни одного покойника. Даже когда отца хоронил, старался держаться как можно далее от гроба, накрытого кумачом.
Тем более никогда не приходилось ему видеть, как человек помирает. Он думал, что это бывает вона как: оглушительный выстрел – бабах! – по ущелью – человек изгибается – лицо обращено кверху – к небу – побелевшие губы что-то шепчут – знамя падает из рук – кадр замедляется – убитый падает долго-долго, так, что можно самому двадцать раз помереть, пока он падает. А тут всё было не так. Всё было как-то чересчур просто. Стоял-стоял человек, и вдруг упал. Щёлк-щёлк, и он упал без звука.
И от этой простоты так сделалось Курочкину жутко, что неизвестно ещё, как бы он себя повёл, когда бы не толпа маньянцев вокруг. Может, сразу бы сошёл с ума. Может, завыл бы. Но толпа его быстро отрезвила. Одну лишь минуту он ощущал нереальность, нелепость, ужас, чудовищность и т. д. произошедшего, и время вокруг него раскололось и обтекало его с двух сторон, в него не проникая. Потом, благодаря, отчасти, поднявшейся суете, он пришёл в себя и решил смыться, с каковою целью вошёл в первый попавшийся кабак, где его и повязал этот потный толстомордый полицейский, которого он только что недипломатично обозвал жопой.
И на всём белом свете некому было теперь заступиться за старшего лейтенанта, которому – видит бог – просто не повезло. Просто обстоятельства так сложились, а он-то в чём виноват? Ни в чём! Но кому теперь это докажешь. Были бы живы батя или дед – поддержали бы последнего представителя династии.
Но Курочкин-дед, полковник в отставке, награждённый орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, а также знаком “Почетный сотрудник государственной безопасности”, помер ещё в конце восьмидесятых. Всю жизнь дедан держал язык за зубами, и только под самый занавес начал плести всякие небылицы. Будучи под мухой, рассказывал внуку о том, как в пятидесятом году на своих руках затащил на высоту четыре тыщи метров и засыпал в жерло вулкана Мауна-Лоа на Гавайях три с половиной тонны тротила. Или о том, как в пятьдесят втором слямзил у американов ракету Р-5, которую вскоре Васька Сталин, прилетевший с проверкой на Капъяр[7], да подпив со свитой, лично запустил полетать, вследствие чего в одну секунду сгорело в ядерном пламени пол-Магнитогорска. Потом вдруг какой-то бойкий щелкопёр из перестроившегося “Московского Козломойца” ни с того ни с сего взял у дедушки интервью. Старый мудак сообщил, что собирается писать мемуары и ещё выдал буквально следующее: “Думаю, что молодым читателям будет любопытно узнать из первых рук подробности о таких значительных событиях, как убийство президента Кеннеди, карибский кризис и т. д.” Через три дня после публикации интервью дедушка скоропостижно скончался, не успев приступить к мемуарам. Похороны были по-чекистски скромными.
Курочкин-папа, полковник бывшего Пятого управления, впоследствии контрразведчик, окочурился в конце ельцинского правления на конспиративной квартире возле Белого Дома в умелых объятиях штатной сотрудницы Седьмого Управления, оперативный псевдоним Дерьмовочка. Организм старого служаки, подорванный алкоголем, не вынес ударной дозы стимулятора. Курочкин-сын, в то время ещё никакой не штатный сотрудник органов, а молодой художник, не имевший ещё персональных выставок, но многообещающий, об обстоятельствах отцовской смерти узнал из уст самой Дерьмовочки, которая ему, как и его папаше, никогда не отказывала в приватных удовольствиях.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
