что распределено в банках. Доподлинно известно, что часть драгоценностей перевести в валюту Борман не успел. Есть информация, что U-530 доставила на побережье Аргентины ценный груз в составе… — Фегелейн достал следующий лист. — Две тысячи семьсот семьдесят килограмм золота, восемьдесят семь килограмм платины и четыре тысячи шестьсот тридцать восемь карат бриллиантов.
— Это всё где-то здесь, на берегу? — спросила потрясённая Ева.
— Я знаю об этом, — Гитлер нахмурился, осознав, что теперь это стало известно и другим. — Борману не мешало бы почище заметать следы.
— Ади, ты знал о таких богатствах и молчал?! — Ева недоверчиво взглянула на Фегелейна, затем на Гитлера. — Знал и позволял ими распоряжаться Борману? Так скажи теперь и нам, где всё это золото?
— Не знаю, — устало отвернулся Гитлер.
— По прибытии лодки ящики с грузом спрятали в пещере на побережье, — пришёл ему на помощь Фегелейн. — Затем их перевезли в горы на трёх грузовиках. В горах следы теряются. Но я обещаю, что найду их. Тайник где-то рядом. Грузовики видели сброшенными в пропасть всего в пятидесяти километрах от города. Там, где закончились дороги. А на руках такой груз далеко унести невозможно.
— Это золото для возрождения Рейха, а не для карманных расходов Бормана! — неожиданно вскочив, вспылил Гитлер. — Я заставлю его отчитаться за каждый пфенниг!
— Но как, Ади?! — развела руками Ева. — Как? Мы уже не можем влиять на Бормана! Мы полностью в его власти!
— Перон многим мне обязан, он предан лишь мне. Хуан не пойдёт на сделку с Борманом, — устало произнёс Гитлер и, выдохшись, снова рухнул в кресло. Он нервно потирал руку об руку, словно в комнате было холодно, Но Ева видела, что он и сам себе не верит.
— Ади, он уже с ним в сделке. Они с Пероном поделили наше золото, а о тебе даже не вспомнили.
— Это золото партии! — не сдавался Гитлер. — Ни наше, ни Бормана!
Ева мрачно сжала губы.
— Да, конечно, — помолчав, вздохнула она и взглянула на Фегелейна. — Герман, ты просто обязан его найти. Не жалея собственных ног. Иначе наша партия будет побираться на паперти у церкви. А вместе с ней и мы. Я не хочу жить впроголодь, во всём себе отказывая. Вчера в городском магазине мне уже пришлось брать недостающие сентаво у нашего водителя! Какой позор!
— К сожалению, — отвёл глаза Фегелейн, — недостаток средств сказывается и на моей работе. Информаторы нынче стоят дорого. Как и соратники по партии. Увы, преданность в наше время — самый дорогостоящий товар.
— Неужели их не волнует будущее Германии? — удивился Гитлер.
— Только если это принесёт им персональные дивиденды. Борцов за идею найти всё сложнее. За эту информацию, — Фегелейн протянул купленные у Шмидта листы, — мне пришлось вывернуть до дна собственные карманы. Замечу — их мне продал член партии с тридцать третьего года. Подвернись что ещё интересное о золоте, и мне придётся заложить наградные часы.
Протяжно застонав, Ева сняла с шеи сверкающее колье и вложила в ладонь Фегелейну.
— Возьми на нужды партии. И на поиски её золота.
— Ева, ты не должна этого делать, — насупился Гитлер. — При первой же встрече я потребую от Бормана доступ к счетам и отчёт обо всех затратах, а также о золоте.
— Боюсь, что Борман теперь для нас станет недоступен. Не будет ни первой встречи, ни второй. Через своих клерков твой преданный Мартин передаст, чтобы мы помалкивали и были благодарны за то, что он до сих пор оплачивает эту виллу. А ещё вскоре прилетит самолёт и увезёт нас в такую глушь, откуда мы не сможем выбраться до конца жизни.
Ева представила нарисованную собственным воображением картину, и её губы задрожали.
— Герман, найди золото! Умоляю, найди это чёртово золото! Как только оно окажется в наших руках, Борман сам приползёт, вымаливая прощение. Вот тогда мы будем вить из него верёвки. Только лишь золото вернёт нам власть. Больше этого не сделает никто!
— Немцы пойдут только за мной!
— Я их видела в Хаймате, больше не хочу. Герман, ищи золото. Если понадобится, я отдам и серьги! — руки Евы потянулись к бриллиантам в ушах.
— Не смей! — вскочил Гитлер. — Это же мой свадебный подарок!
Чувствуя, что назревает семейный скандал, Фегелейн попятился спиной к двери.
— Это лишнее, — торопливо заверил он Еву. — Я уже почти взял след. Я познакомился с нужными людьми и скоро узнаю о золоте всё.
Он хотел ещё сказать, что почти внедрился в окружение Бормана, но увидел, что Ева уже изготовилась пустить в ход главное женское оружие — истерику, щедро сдобренную промокшими носовыми платками. «Ну уж нет! — подумал он, переступив порог и прикрывая дверь. — Это не для меня! Такое зрелище пусть по праву принадлежит её мужу».
Группенфюрер СС Герман Отто Фегелейн был бы крайне удивлён, узнай он, что что-то подобное в данную минуту происходило и в кабинете Вольфа Хоффмана. С той лишь разницей, что обошлось без слёз и заламывания рук, но накал страстей не уступал ни на градус. Он звенел в воздухе натянутой струной.
— Почему?! — угрюмо повторил в очередной раз вопрос Хоффман стоявшим перед ним агентам. — Как такое могло произойти?
— Всё случилось внезапно, герр Шмидт, — отважился вставить старший из трёх филёров, чтобы хоть как-то скрасить собственный провал. — Это лишь подтверждает, что исчезновение тщательно готовилось. Вместе с Борманом исчез его глава охраны Тиллесен и ещё несколько доверенных людей из близкого окружения.
— Может, Борман снова уехал в Буэнос-Айрес? — задумчиво спросил Хоффман. — А вы не отследили его отъезда?
— Нет. Все автомобили Бормана на месте, а поезда мы проверяем не хуже самих кондукторов. Если бы они наняли самолёт, то я бы узнал об этом первым. Однако ночью в их гостиничных номерах не зажглось ни одно окно, и это показалось странным. Мы сунулись к портье, но он был предупреждён и наотрез отказался разговаривать. Тогда Ганс пробрался по трубе к окнам, но на этаже была лишь прислуга. Борман обманул всех. К сожалению, только сегодня стало известно, что незадолго до исчезновения Тиллесен купил с десяток мулов, арендовал в порту три грузовика и нанял проводника.
— Проводника?
— Из местных. Братья Наварро считаются лучшими в знании северной сельвы. Тиллесен нанял старшего — Пабло.
— Какое мне дело до какого-то туземного проводника?! — разозлился Хоффман. — Где Борман, я спрашиваю?
И вдруг его осенило. Он почувствовал, как под ногами качнулся пол, и невольно вжался в кресло. Внезапно он понял, что произошло ужасное, и всему виновником оказался он сам. Оторвав пуговицу, Хоффман дёрнул ворот рубашки и потянулся к стакану с водой. Его
