живет.
– А что за бабка Нюра?
Информатор № 1.3: Да баба Нюра. Она не из осиновских, правда.
Информатор № 1.2: А может, и из этих! Откуда знать? Она тоже там всё с ключами возле дыр ходила.
– С ключами возле дыр ходила? Возле каких дыр? Где?
Информатор № 1.3: Да в лесу. Не помню, где её видели-то. Тоже рассказывали, что ходила там, шептала.
Информатор № 1.2: Да это в могилах было. В Тёмной Гриве это.
– А что ещё за дыры в могилах на кладбище?
Информатор № 1.3: Да не на кладбище это!
Информатор № 1.2: Место такое! Могилами называли!
– А почему могилы? Значит там было какое-то кладбище?
Информатор № 1.2: Да не было там никакого кладбища никогда. Это место такое, а могилами его называли знаешь почему? Потому что лес там густой, не проехать и не пройти. Намертво. Потому и могилами называется. В Тёмной Гриве это.
– И что же? Там видели, как баба Нюра в дыры шептала?
Информатор № 1.2: Ну, это люди так рассказывают. Брось ты, а то она узнает и обидится ещё!
– Хорошо, я ничего расспрашивать об этом не стану. Но вы можете сказать мне, где она живёт?
Информатор № 1.2: Да в <деревне № 2>! Там её все знают. Её дом у самых рек, внизу как раз.
– А она не будет против, если я вот так к ней заявлюсь?
Информатор № 1.3: А чего же? Она всех принимает, может, и расскажет что тебе. Она про это побольше нашего-то знает.
Протокол № 10. Про ключи и дыры
Информатор № 1.4 (2078945202110)
– Вы слышали о бабе Саше, которая заблудилась на Либежгоре?
– Слышала. Как не слышать? Я сама вместе со всеми ходила её искать.
– Вы можете подробнее об этом рассказать?
– Могу, а чего же нет? Значит, ушла она на Либежгору, под вечер. Воробьиха её ключи надоумила отнести.
– Какие ключи? Я уже не первый раз о ключах слышу.
– Да обычные это ключи. Обычные, железные.
– А зачем их понадобилось относить в лес?
– Это Воробьиха наколдовала. Уж не знаю, что она и делала там. Они этими ключами могут дыры отпирать.
– Что?
– Ну, дыры… отпереть могут, а могут и запереть. Вот, видать, бабка Саша там начудила, али так и задумано было у ней.
– У кого?
– У Воробьихи. Бабка Саша ведь повеситься в лесу хотела. Она не первый раз порывалась. Вот Воробьиха-то ей что-то там и надоумила с ключами.
– Повеситься? Почему?
– Ну, уж не знаю. Может, в семье у неё что неладно было. А может, и ещё что, я почём знаю. Она ведь мне никогда толком ничего не говорила. Мы с ней и не шибко дружили, она же старше меня была. Только вот люди-то говорили, что родня Шуру-то уже из петли доставала. Тоже ведь, на умах[4], в лес ходила с верёвкой. Но только то, голубчик, не все знают. Ты шибко об этом не говори остальным.
– Значит она собиралась повеситься, а Воробьиха ей передала зачем-то ключи?
– Ну, я так поняла. Наколдовала она на ключи что-то. И с ней, видать, отправила.
– Но вместо этого баба Саня просто пропала?
– Забрали её, да.
– Другие?
– Да, другие к себе забрали. У них она была. А потом её Воробьиха-то обратно и отколдовала.
– Зачем?
– А кто их знает? Должок за ней был, говорят, вот на неё и надавили. Заставили её вернуть-то. Она ведь не хотела. Да и Шурушке потом плохо было. Все равно они её забрали. Не к добру это всё.
– А вы ходили с Воробьихой на Либежгору?
– Нет, я с ней не ходила. Я с роднёй её ходила. Они когда Воробьиху-то упросили, та и послала нас на перекрёсток дорог на Либежгору с запиской.
– А можете подробнее об этом рассказать?
– Конечно, могу. Только ты шибко об этом не говори. А то мало ли что. Мы с дочкой её ходили, с записочкой.
– С какой именно записочкой?
– Ну, эту записочку нам Воробьиха дала. Там написаны слова всякие были.
– Заговор?
– Да не заговор, а просто… околесица какая-то. Свои у ней слова там были.
– А что именно за слова были, вы можете вспомнить?
– Да что ты, уж сколько лет-то прошло. Не помню я, да и не надо мне оно. Слова там всякие были, непонятные. И пошли мы с этой записочкой на перекрёсток дорог у Либежгоры.
– Перекрёсток? А где именно там находится перекрёсток? Там же повсюду болота.
– Ну, не так чтобы уж и всё в топях. До Либежгоры-то ведь сначала дорога идёт на горелую избушку, вон она по перекрёстку-то и проходит.
– Дорога на горелую избушку?
– Да это здесь. Вон она за клубом начинается.
– Значит раньше в той стороне какая-то изба стояла?
– Да нет там никакой избы. И раньше не было. Просто так зовётся, и всё. Вот в том месте перекрёсток и был. Сейчас-то всё выпилили да в буреломах теперь, и не знаю, есть ли та дорога. Ну, значит, пришли мы туда. И как наказано было Воробьихой, встали на перекрёстке да начали читать. И тут же ветер поднялся. А Воробьиха ещё сказала, что пугаться нельзя. Читайте и ждите, мол, пока они не придут. А когда явятся, вы и скажите, что от меня пришли и пусть бабку Сашу обратно воротят.
– Простите, кто явится?
– Ну как кто? Известно ж кто. Эти.
– Кто эти?
– Ну, другие, с лесу-то. Только, говорит, не пугайтесь. Значит начала я читать. А дочка-то её… она помладше меня была, так всё: сразу побелела. А я читаю, остановиться не могу. А ветер всё сильнее. Хруст по лесу пошёл, словно медведь какой сухостой валит. Ну и всё. Не выдержала она, побежала. И я бросила всё да за ней. «Стой!» – кричу. А она уже и не слышит. Ну, от этого и мне страшно сделалось. Так и побежали. А ведь всю ту дорогу назад за нами такой вой шёл, такой стук копыт. Словно лоси мчались или табун лошадей. У меня и самой тогда так дух перехватило, что я и обернуться не посмела. Так и бежали до самого дому.
– Это были другие?
– Ну а кто ещё?
– Кто они такие? Кто эти самые другие?
– Ну, кто их знает? Я знаю, что у них всё как у людей, только наоборот.
– Как это «наоборот»?
– Ну, как у нечистых. Иной раз ходят задом наперёд. Иной раз одежда шиворот-навыворот. Как у нечистых всё.
– Значит они черти?
– Нет, что ты. Это совсем другое. Они как
