он благодарит множество высокопоставленных чиновников за помощь в получении доступа к архивам и за то, что они позволили ему посетить учреждения, обычно недоступные для публики. Самой императрице Екатерине II выражается особая благодарность за то, что она позволила ему осмотреть Эрмитаж и написать о нем [Георги 1996: 20–21, 22].
Предисловие к русскому изданию работы Георги настолько наполнено благодарностями, что создается впечатление, будто подготовка этой исправленной версии представляла собой нечто вроде государственного задания. «Императорская столица Санкт-Петербург, – объявляет Георги в начале своего вступления, – удостаивается по ее величине, великолепию и по великому числу достопамятностей, по крайней мере, не менее другого какого главного города Европы, точного, на все предметы распространяющегося и здешних жителей и чужестранных удовлетворяющего описания». Несмотря на все трудности, связанные с составлением такого труда, Георги добавляет: «Ведая пользу топографического описания Санкт-Петербурга» (курсив мой), он охотно вложил значительное количество времени и усилий в первоначальное издание своей книги на немецком языке. По аналогичным причинам, когда в 1793 году некие «любители словесности» попросили его составить русскоязычную версию своей книги, он немедленно согласился и начал собирать дополнительную информацию о городе [Георги 1996: 19].
Почему Георги и его неназванные поклонники считали создание адекватного описания Санкт-Петербурга для российских читателей такой важной задачей? Текст книги Георги не дает прямого ответа на этот вопрос. Однако, судя по количеству фактической информации об учреждениях и нормативных актах, включенной в книгу, представляется вероятным, что, по крайней мере, частично, они рассматривали этот том в качестве полезного справочного инструмента, ресурса, к которому смогут обратиться как жители, так и гости из провинции в поисках ответов на те или иные практические вопросы. Однако описание Георги также выполняло множество других функций. Как и более ранняя работа Богданова, оно отчасти служило отчетом о достижениях Романовых. Хотя Георги несколько менее витиевато, чем его предшественник, восхваляет правящую династию, он постоянно отмечает роль, которую различные правители, особенно Петр I и Екатерина II, сыграли в росте города. Каждый раз, когда он упоминает какое-то благотворительное учреждение или усовершенствование в местных услугах, он тщательно отмечает участие ее величества в проекте и подробно описывает все случаи ее вмешательства. Кроме того, как и Богданов, Георги прилагает всяческие усилия, чтобы подчеркнуть огромные изменения, постоянно происходящие в ландшафте столицы. В какой-то момент, порекомендовав читателям взглянуть на город с нескольких разных возвышенностей, чтобы лучше понять его разнообразный и постоянно меняющийся облик, Георги заключает: «Сравнивая же нынешнее состояние столицы с прежнею негостеприимною ее дикостью, взирая на немноголетнее ее существование и уважая, что украшению и возращению [к великолепию] города способствовали два только Государя, дух восхищается великим восторгом» [Георги 1996: 53]. Важной миссией этих топографических описаний XVIII века было, по-видимому, напомнить читателям о почти волшебных изменениях, произошедших в городе в течение одного столетия. Стремительное развитие Петербурга, все новые архитектурные чудеса, парки и культурные учреждения предстают в этих текстах как доказательство растущего богатства, могущества и значения Российской империи в мире. Помощь, которую Георги, по-видимому, получил от царского режима при подготовке русскоязычного издания своего труда, указывает на то, что внедрение этой идеи в отечественную аудиторию часто представляло собой не меньший приоритет для российских правителей, чем ее распространение за рубежом.
По ряду важных аспектов описание Санкт-Петербурга, составленное Георги в 1794 году, намного больше напоминает современный российский путеводитель, чем более ранние работы Богданова. В отличие от Богданова, который последовательно структурировал свой текст тематически, посвящая отдельные главы таким темам, как острова, реки, дворцы и торговые ряды, Георги организовал некоторые разделы своей книги географически. Такой подход является нормой в современных работах и часто помогает, даже в случае громоздких томов, поддерживать иллюзию того, что путеводитель можно использовать в качестве практического пособия для прогулок. Хотя это описание довольно объемно и слишком энциклопедично, чтобы сделать его удобным карманным справочником, Георги явно надеется, что его книга вдохновит читателей выйти из дому и исследовать город. Он часто указывает на «главнейшие из достойных примечания предметов» и «великолепнейшие зрелища» таким тоном, который, кажется, имеет целью пробудить интерес к посещению памятных мест [Георги 1996: 80–81, 91, 109, 119, 121, 125]. Как уже было отмечено, в одном месте своего описания он особо рекомендует читателям осматривать город сверху, например, с Адмиралтейства. В XIX веке списки достопримечательностей, которые следует посетить читателям, подробные заметки о маршрутах, которые можно использовать в качестве основы для пеших или каретных экскурсий, длинные описания панорамы города с высоты птичьего полета – все это стало стандартными характеристиками российских путеводителей.
Заслуживает ли работа Георги того, чтобы ее классифицировали как путеводитель? Ответ, конечно, зависит от понимания данного термина. Сам Георги использует это слово в своем описании 1794 года только один раз. В предисловии к своей книге он выражает надежду на то, что она будет «заменять путеводитель при собственном осматривании и наблюдении достопамятностей, отменностей и пр.» [Георги 1996: 53]. Как отметила российская исследовательница О. С. Острой, это утверждение предполагает, что, Георги хотя и считал написанную им работу способной выполнять некоторые функции путеводителя, все же она не вполне соответствует его представлениям о стандартах этого жанра [Острой 1997: 485]. По всей вероятности, Георги понимал путеводитель как простую, утилитарную литературную форму, единственная цель которой – помочь путешественникам сориентироваться в незнакомом городе. Такой взгляд, вероятно, был типичен для того времени. Термин «путеводитель», впервые появившийся в названии русского географического описания в 1792 году [Путеводитель 1792], до второй половины XIX века чаще всего применялся к довольно кратким утилитарным текстам[21]. Говоря о длинных и амбициозных работах по географии, таких как книга Георги, русские писатели и издатели, как правило, употребляли термин «описание», воспринимая его как более общий по смыслу. Разница в использовании, однако, была очень незначительной и не всегда соблюдалась. В начале XIX века даже появились книги со словом «путеводитель» в названиях, состоящие из четырех томов и содержащие намного более подробную историческую информацию, чем необходимо среднему туристу [Гурьянов 1827–1831]. Работы, обозначенные их авторами как описания, часто включали те же ссылки на прогулки и достопримечательности, которые были характерны для путеводителей.
Две книги о Санкт-Петербурге, написанные в первые десятилетия XIX века, помогают проиллюстрировать возможности и проблемы, связанные с выделением «путеводителя» и «описания» в отдельные жанры даже в этот ранний период. Это работа П. П. Свиньина 1816–1828 годов «Достопамятности Санкт-Петербурга и его окрестностей», состоящая из пяти частей и названная ее создателем «описанием», и путеводитель Ф. А. Шредера по Санкт-Петербургу 1820 года, первое описание северной столицы России, в названии которого содержится слово «путеводитель» («Новейший путеводитель по Санкт-Петербургу»). На первый взгляд кажется, что книги очень разные. На базовом физическом уровне заметно различие между терминами «описание» и «путеводитель», как это, видимо, воспринимали многие русскоязычные люди в конце XVIII и начале XIX века. Сохранившиеся экземпляры «описания» Свиньина переплетены в четыре или пять богато иллюстрированных томов, каждый из которых имеет высоту более 25 см и слишком тяжел, чтобы носить его на прогулках. Однотомный путеводитель Шредера – довольно небольшой и легкий[22]. Помимо одной вставленной карты, он не содержит иллюстраций и, следовательно, мог относительно дешево продаваться массовой аудитории. По сравнению с работой Свиньина путеводитель Шредера кажется кратким и прагматичным: описания отдельных достопримечательностей и рассказы о достижениях членов царствующей фамилии, как правило, короткие. Также в нем приводится более практическая информация, в том числе советы о том, как записать ребенка в военную академию, найти гостиницу,
