Воловцовым и Лебедевым было много общего: единое мировоззрение, похожие пристрастия, вкусы и даже привычки, ревностное исполнение служебного долга, отношение к понятиям «честь», «порядочность» и «совесть» не как к пустым звукам, а как к велению души и сердца и иное прочее. Дружба, как известно, завязывается не на пустом месте.
– Что, опять нужна моя помощь, господин судебный следователь по особо важным делам? – слегка прищурившись, поинтересовался Владимир Иванович.
– Откуда тебе известно, что я следователь по особо важным? – подивился Воловцов. – Я сам это только на днях узнал.
– Ты, верно, забыл, к кому ты пришел, – усмехнулся начальник Московского сыска. – Впрочем, после отпуска и не то еще бывает… Сколь по всей стране таких, как ты, судебных следователей по особо важным? Человек десять? Пятнадцать?
– Двенадцать, – сдержанно ответил Воловцов.
– Вот! – едва не воскликнул Владимир Иванович. – Таких, как ты, всего двенадцать человек. Вы прямо как апостолы. Думаю, это число даже не случайно… Гордись!
– Так я и горжусь, – спокойно ответил Иван Федорович, постепенно привыкая к новому облику Лебедева.
– Что-то не видно, – заметил начальник сыскного отделения. – Признаться, в своей полицейской жизни я всего один раз имел дело с судебным следователем по особо важным делам.
– Вот как? И когда же?
– Когда он расследовал серию уличных убийств, в том числе и на моем участке, в бытность мою помощником пристава второго участка Сущевской полицейской части. Этот судебный следователь был по происхождению поляк. Звали его Владиславом Рудольфовичем Рыковским. Умница, каких мало. Хотя и не без странностей… – Главный московский сыщик немного помолчал. – Позже Рыковский сделался одним из моих предшественников на посту начальника Московского сыскного отделения. – Лебедев посмотрел на Ивана Федоровича: – Ну вот, теперь я знаю еще одного следователя по особо важным делам. Так ты ко мне по делу или так, как говорится, мимо проходил? – сыскарь кинул острый взгляд на судебного следователя по особо важным делам.
– По делу, Владимир Иванович, – ответил Воловцов и, в свою очередь, спросил: – Ты что-нибудь слышал об убийстве генеральши Безобразовой в Рязани?
– Только то, что писали газеты, – последовал ответ. – Кажется, главным подозреваемым там был то ли племянник генеральши, то ли ее внук, – добавил Лебедев. – Его даже взяли под стражу и предъявили обвинение в двойном убийстве и поджоге…
– Вполне возможно, что в этом деле открылись новые обстоятельства, – раздумчиво изрек Иван Федорович.
– Все понятно… Тебе поручено с этими обстоятельствами разобраться, имеют они место быть или нет, – без всякой вопросительной интонации произнес начальник сыскной полиции Москвы.
– Именно так, – согласно кивнул Воловцов.
– Ну и что это за обстоятельства? – в упор посмотрел на собеседника Лебедев.
– Излагаю, – начал Иван Федорович. – Три дня назад поздно вечером в Сретенскую полицейскую часть обратился молодой человек, представившийся московским мещанином Иваном Колобовым. Он заявил, что его следует немедля арестовать, поскольку он хорошо знает лиц, совершивших в Рязани убийство генеральши Безобразовой и ее горничной. Мало того, этот Колобов сказал, что, возможно, он сам принимал в этом преступлении участие, ибо пребывал во время этого двойного убийства в Рязани. Больше на вопросы дежурного полицейского Колобов отвечать не стал, попросил отложить допрос до утра и отвести его в камеру. Пожелание его было исполнено. Но тут случилась вот какая досада: до утра Колобов не дожил. Согласно врачебному заключению по медицинскому освидетельствованию трупа мещанина Ивана Колобова, в его желудке был обнаружен медленно действующий яд, полученный как производное ртути и напоминающий сулему…
– Получается, его отравили? – спросил Владимир Иванович, до того внимательно слушавший собеседника.
– Возможно, – как-то не очень уверенно проговорил Иван Федорович. – Или имеет место факт самоотравления. И это первый вопрос, на который мне предстоит найти ответ. Второй вопрос, – произнес судебный следователь по особо важным делам после небольшой паузы, – правду ли сказал перед своей смертью Колобов. И наконец, третий – был ли он во время убийства генеральши Безобразовой и ее горничной в Рязани.
– Ты хочешь, чтобы я ответил на все эти вопросы? – поднял брови главный сыщик Москвы.
– Было бы славно, – улыбнулся Воловцов. – Но все это поручено мне. Хотя… – немного подумав, произнес Иван Федорович. – Узнать, покидал ли Колобов Москву в августе сего года и проживал ли он на момент убийства в Рязани, тебе не составит особого труда.
– Ну да, – задумчиво произнес Лебедев. – А когда убили генеральшу? – спросил он.
– Двадцать восьмого августа, – быстро ответил Иван Федорович.
– Понял, – констатировал начальник Московского сыска и шутливо спросил: – Что еще изволите?
– Еще нужно прояснить личность этого Колобова, – объявил наконец главную цель своего визита в сыскное отделение судебный следователь по особо важным делам. – Мне нужно знать о нем все. Совсем все, понимаешь? – посмотрел на Лебедева Иван Федорович. – Всю подноготную, начиная с младых ногтей и первой любви и заканчивая личной перепиской с родными и близкими и состоянием его пищеварения. Сам понимаешь, полномочия у меня самые широкие.
– Понима-аю, – протянул Владимир Иванович. – Только вот кто всем этим займется?
– Так известное дело: Василий Степанович Стефанов, – без тени сомнения произнес Воловцов, глядя, однако, мимо Лебедева.
– Экий ты прыткий! Ты что, лучшего сыскаря у меня забрать хочешь? – спросил начальник Московского сыскного отделения, понимая, что Стефанова все равно придется временно определить в помощь судебному следователю по особо важным делам Воловцову.
– Никто его забирать у тебя не собирается, – мягко возразил товарищу Иван Федорович. – Как был он у тебя старшим чиновником особых поручений и первым сыщиком, так им и останется. Просто какое-то время он поработает моим агентом. Не думаю, что ты забыл, – тут наконец Воловцов взглянул на Лебедева, – что исполнение поручений судебных следователей в перечне обязанностей служащих сыскных участков и отделений…
– У вас забудешь, как же, – ворчливо, но вполне добродушно промолвил Лебедев. – Сразу напомните! Что ж, придется подчиниться, – нарочито смиренно произнес главный сыщик Москвы. – Ведь таких, как ты, всего двенадцать… апостолов!
* * *
Быть лучшим – совсем непросто. Случается, что найти и раскрыть банду преступников, разоблачить аферистов и мазуриков[8] зачастую бывает несложно, если при этом имеешь сыскной склад ума, опыт и агентов в среде блатных. Другое дело – держать соответствующую марку и все время доказывать, что ты лучший. Вот для этого следует прикладывать немалые усилия, и кроме недюжинной работоспособности надлежит быть завсегда собранным, внимательным и точным. Достигнув соответствующего уровня, ты понимаешь, что на тебя смотрят, на тебя рассчитывают, а если ты не сумел сработать должным образом, значит, подвел людей и не оправдал возложенных на тебя надежд. Что никак не позволительно…
Так или примерно так думал Василий Степанович Стефанов, получая очередное назначение.
Вскоре бывшего околоточного надзирателя
