не приносят мне утешения. Потому что это не скоро закончится. Это только начало. Будут другие мужчины. От всех будут ожидать нежности, но некоторые этого не сделают. Год назад распространился слух о Дочери, которая была жестоко изнасилована одним из призвавших ее мужчин. Насколько я понимаю, сейчас она ведет светскую жизнь в одном из больших особняков, освобожденная от своих обязанностей, но даже так. Повезло ей.
Твои мать и брат рассчитывают на тебя.
Грант наверняка пострадает от всего этого хуже всего, как бы он ни старался защитить себя. Шлюх избегают. Братьев шлюх высмеивают и издеваются над ними без конца.
Я вхожу в комнату, освещенную только свечами вокруг чего-то похожего на алтарь. Пожилой мужчина с седыми волосами ждет у украшенного резьбой деревянного стола. Мастерство изготовления безупречно и выглядит достаточно прочным, чтобы вместить как жертву, так и приносимого в жертву.
К тому времени, как я добираюсь до стола, мои мышцы чувствуют себя так, словно вот-вот отказывают мне.
Чьи-то руки хватают меня за плечи, разворачивая к старику, отцу Парсонсу. Пастух, как он любит себя называть, чьи глаза сверкают извращенным очарованием, когда они скользят по моему телу. Как будто я не знала этого человека как отца последние семь лет. Как будто прямо сейчас он видит во мне кого-то совершенно другого.
— Такое красивое, зрелое создание. Он усаживает меня на стол, и с небольшим колебанием я забираюсь на него, позволяя ему уложить меня на спину. Холодное дерево, на котором всего несколько минут назад лежала Алия, давит мне на позвоночник, и он поправляет мое платье, чтобы убедиться, что его задняя часть расправлена подо мной, чтобы поймать
упавшие капли крови. Как только дверь за матушкой Чилсон закрывается, старик поднимается на несколько ступенек на другом конце стола и позволяет своему одеянию упасть с его совершенно обнаженного тела.
О, Боже мой.
Именно тогда его возраст становится для меня совершенно очевидным по обвисшей, морщинистой коже его тела, что только усугубляет мысли о том, что этого не может произойти. Я не могу позволить этому человеку, Пастуху, предполагаемому посреднику между мной и Богом, сделать это с моим телом.
Он улучает момент, чтобы взять тряпку из золотой чаши и вымыть передо мной свой полувялый орган. Как будто это приносит мне хоть какой-то уровень комфорта перед тем, что будет дальше. Предмет у основания его пениса напоминает кольцо с драгоценными камнями, и когда он располагается надо мной, приподнимая подол моего платья от обнаженной нижней половины, волна тошноты подкатывает к моему горлу, и мне приходится сглотнуть.
Он наклоняет голову вперед, целует мою грудь через ткань, и при первом прикосновении желание сражаться или бежать проносится по моим венам. Я извиваюсь под ним, чтобы высвободиться, но его хватка усиливается, его дикие брови хмурятся.
— Стой спокойно, девочка!
Пока он берет себя в руки, я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чего угодно. Я тянусь к богато украшенному золотому подсвечнику рядом со столом и при первом же прикосновении его кончика ударяю тяжелой ножкой по его черепу.
Его глаза закатываются назад, он со стуком падает со стола на пол мертвым грузом.
Глава 2
— Вы намеренно напали на человека в сутане. Затем попытались ускользнуть от офицеров Легиона. Как таковой, вы будете сосланы к Сестрам милосердия на срок не менее пяти лет. Пока старший судья зачитывает мне приговор, я стою со связанными руками, мой желудок опускается, как камень в мелкий пруд. Рядом с ним трое других священнослужителей смотрят на меня с таким же суровым выражением лица, гарантируя, что никто не посмеет проявить ко мне снисхождение.
Тошнота подкатывает к моей груди, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть свою мать, сидящую рядом с моим братом в переполненном зале суда, ее внимание сосредоточено на коленях.
На меня даже смотреть нельзя.
Не тогда, когда офицер Легиона разворачивает меня лицом к лицу с презрительными возгласами моей аудитории из-за слезливых воплей моего брата.
Даже когда меня выпроваживают из комнаты.
Мои ребра так болят, что я не могу заставить себя дышать, пока не оказываюсь перед грузовиком, который отвезет меня в монастырь.
— Талия! Талия!
Услышав крики, исходящие от голоса, который я узнаю, я обращаю свое внимание туда, где примерно в сотне ярдов от меня Уилл машет мне рукой, сдерживаемый офицером Легиона.
Толкать солдата бесполезно, так как другой приближается, чтобы сформировать врата, отказывая ему в проходе.
— Я буду ждать тебя! Я клянусь в этом!
Эти слова царапают мое и без того разбитое сердце, и я слегка улыбаюсь ему. Хотя я не влюблена в него в этом смысле, выйти за него замуж было бы меньшим из двух зол — виноватая мысль, от которой у меня перехватывает дыхание.
Если бы я была под прицелом, я бы сказала ему, чтобы он вообще меня не ждал. Не отказывать себе в возможности настоящей любви, настоящей любви, потому что пять лет — это долгий срок, чтобы ждать кого-то, чье сердце так же неуправляемо, как мое. Как мой лучший друг, он заслуживает большего. Лучшего. Не говоря уже о том, что женитьба на девушке, напавшей на святого человека, не пойдет на пользу его репутации. Даже если я искуплю вину к тому времени, истории сохранятся еще долго после того, как я отбуду наказание.
По крайней мере, они не узнали, что я уже потеряла девственность. Я даже представить не могу, с какими насмешками столкнулся бы Уилл, если бы они узнали, что это он запятнал меня.
Солдат рядом со мной берет меня под руку и поднимает в грузовик.
Еще одна девушка, которую я узнаю из сообщества, на пару лет старше, темноволосая с большими карими глазами, сидит, закованная в кандалы, в брюхе военной машины напротив меня, и мы ждем. Подождите, пока вас не перевезут из Шолена в охраняемый монастырь, который, как я слышала, приравнивается к тюрьме. Это то место, где матушка Чилсон правит насестом, и судя по тому, как она посмотрела на меня, когда нашла пастора
потеряв сознание, у меня нет шансов на милосердие, несмотря на название места.
Пастух будет жить.
В то время как я буду заключена в тюрьму на следующие пять лет.
Все потому, что я решила не подвергаться насилию.
Двигатель с грохотом оживает, как раз в тот момент, когда знакомое лицо открывает клапан в задней части грузовика.
Самый верный друг и коллега моего отца.
— Джек. В моем голосе слышится облегчение, когда я сажусь вперед на скамейке.
Одетый в форму черного легиона, он выглядит как угроза, но в последние несколько месяцев он выступал в роли суррогатного отца. Именно он сообщил новость о том, что мой отец подвергся нападению жестокого Альфы во
