случае, поплюет на лапки и заедет в глаз. Бинго казалось, что случай этот близок. Миссис Бинго с немалым трудом устроила его на работу, и что-то подсказывало ему, что теперь, когда он все испортил по чистой глупости, ей это не понравится.
Словом, мы не удивимся, что тьма окутала его, и в ней мерцала лишь одна искорка — жена уехала к друзьям, в усадьбу, и объяснение откладывалось.
Чтобы отвлечься, он ринулся в омут наслаждений и дня через два, в гостях, зачаровал прелестную блондинку, которая оказалась Беллой Мэй Джобсон.
До сей поры ему казалось, что выход один — придумать хорошую, прочную, достоверную историю. Скажем так: Перкис не простил ему, что он не принял посетительницу, но посетительницы эти сплошь и рядом гладят редактора по коленке или поправляют им галстук, что претит его чистой душе. Может сойти. Может не сойти. Другого выхода не было.
Теперь выход возник. Когда я сказал, что он зачаровал блондинку, я употребил это слово в самом прямом смысле. Если Бинго в форме, равных ему нет. Что говорить, когда ко второму коктейлю Б.М. сообщила, как ей одиноко в большом и чужом городе, а Бинго обещал это исправить. Они обменялись телефонами и добрыми пожеланиями, и Бинго пошел домой, потирая руки.
Навряд ли надо объяснять, что хитрый Бинго хотел довести Б.М. до того состояния, когда она ни в чем не откажет. Тогда, сбросив личину, он сообщил бы ей, кто он, заключил договор, пошел к Перкису и спросил бы: «Ну, Перкис, что скажете?», а тот прижал бы его к сердцу.
Водил он Беллу Мэй в зоологический сад, в Тауэр, в музей мадам Тюссо, на пять утренних приемов, семь дневных и четыре вечерних. Преподнес он ей букет белого вереска, одиннадцать роз и надписанную фотографию. Уезжала она в пятницу, а накануне устраивала в отеле прием, который Бинго должен был украсить.
Приглашение он принял, уповая на то, что пересидит всех гостей, а потом, пока еще не ушло послеобеденное благодушие, выложит карты на стол. Успех обеспечен.
О том, что не все на свете просто, он догадался только тогда, когда пришла телеграмма «Возвращаюсь в среду».
При обычных обстоятельствах Бинго пел бы и плясал, а так — не выдавив ни единой ноты, задумчиво стоял на перроне.
— Ну-ну-ну-ну! — как можно сердечней воскликнул он, когда появилась Рози. — Я рад! Я счастлив! Я в полном восторге! Какой сюрприз, э? Вроде ты хотела побыть подольше…
Жена удивленно воззрилась на него.
— Что ты! — вскричала она. — Разве я пропущу нашу годовщину? Неужели ты забыл? Завтра три года с нашей свадьбы.
Бинго, подскочивший, как рыба на крючке, взял себя в руки.
— Кто, я? — возмутился он. — Ну, знаешь! Каждый день отмечал на календаре.
— Я тоже, — призналась жена. — О, Бинго, мы пойдем в тот ресторанчик у Чаринг-Кросс! Притворимся, что сейчас поженились.
Бинго нервно глотнул и крикнул:
— Потрясающе!
— Только сейчас нам гораздо лучше, — не унималась жена. — У тебя такая работа!
Бинго помычал.
— Как там дела?
— Прекрасно!
— Перкис тобой доволен?
— Еще бы!
Говорил он отрешенно, а наутро едва прикоснулся к яичнице. Выйдя из дома, он веселее не стал. Можно, думал он, забежать к этой Белле, но это не то, совсем не то. Там, в гостях, он был бы душой общества, пленил бы всех блеском ума, а потом, когда все ушли бы, покачиваясь от смеха, и растроганная хозяйка его благодарила, выложил бы карты на стол. А так, на бегу, — нет, не годится.
Зайдя в редакцию, он обхватил голову руками и долго думал, выжимая последнее из мозговых клеток. И вдохновение пришло. Он понял, что сделал бы Наполеон.
— Да, слушаю? — сказал серебристый голос жены.
— Здравствуй, мой ангел.
— Здравствуй, кроличек.
— Это ты, душенька?
— Это ты, лапочка?
— Тут такие дела, — сказал Бинго. — Прямо не пойму, как быть. Надо улестить одну писательницу… повести ее днем в ресторан…
— О, Бинго!
— Вообще-то ну ее…
— Нет-нет, что ты!
— На что она мне сдалась? Так и скажу: «Пардон, писательница…»
— Ни в коем случае! Непременно веди!
— А как же мы с тобой?
— Мы пойдем вечером.
— Вечером?
— Да.
Бинго вдумчиво помолчал.
— А знаешь, это мысль, — признал он.
— Вечером даже лучше.
— Разгуляемся вовсю!
— Спешить никуда не надо…
— Вот именно.
— А потом пойдем в театр.
— Пойдем, — согласился Бинго, думая о том, как все легко, когда у тебя есть такт.
— И вообще, — продолжала Рози, — днем я пойду к Белле Джобсон.
Бинго задрожал, как желе на ветру.
— К к-к-кому?
— К Белле Джобсон. Ты не знаешь, одна писательница. Джулия Перкис меня звала, та очень любит мои книги, а я отказалась. Завтра она уезжает, больше случая не представится — а так я к ней все-таки приду. Пока, дорогой, не хочу отрывать от работы.
Когда она повесила трубку, Бинго сидел неподвижно, тратя рабочее время на приступ отчаяния. Все, думал он, конец. Белла Мэй не знает, что он женат, как-то к слову не пришлось. Если она захочет познакомить его с Рози, а он скажет: «Да мы знакомы, это моя жена», получится неудобно.
Оставалось одно — плюнуть на эту работу и признаться, что он отфутболил Беллу Мэй. Вообще, решил он в приливе оптимизма, оно и лучше, раз они встретятся. Как мы уже говорили, Б.М. была хороша, вроде эльфа в обесцвеченных кудрях. Если он перед этим устоял… в общем, жена будет довольна.
Приободрившись, он вышел, послал Б.М. телеграмму; но на обратном пути его поразила такая мысль, что он схватился за фонарный столб. У нее — фотография! Жены не любят, когда мужья дарят свои изображения, а тут еще и надпись, мягко выражаясь — сердечная. Скорее всего, это стоит на столе и сразу бросается в глаза.
Отсюда следовало,
