мне все уши про него прожужжала, охала и ахала круглыми сутками и настоятельно требовала сводить ее в Мариинский театр. И обязательно приобрести самые лучшие места! Каких бы это денег не стоило. И я ей пообещал, втайне кляня себя за дремучесть. Я не знал кто такой Собинов! Шаляпина с его волшебным голосом, способным заставить вибрировать самый толстый нерв, знал, а вот Собинова нет. Стыд мне и позор.
Билеты я приобрел на одни из самых лучших мест, хотя это и влетело мне в копеечку. Купил на себя с Маринкой, Мишке с Анной Павловной и Попову с супругой. А когда я удивленно спросил друга о том, кто это такой Собинов и из-за чего вся светская богема сошла с ума, то он, вскинув удивленно брови, спросил:
— Ты что и вправду о нем ни разу не слышал?
— Нет, ни разу, — сокрушенно сознался я.
— Да ты что! Это же величайший тенор современности или как его еще называют лирический соловей Большого Театра! — и он засмеялся беззлобно. А потом, несильно хлопнув меня по плечу, сознался, — да ладно, Вась, я сам о нем до прошлой недели ничего не слышал. Пока мне Аннушка газету под нос не сунула. А про соловья это я от себя ляпнул.
И он отвернулся к зеркалу, с мучением вглядываясь в свое отражение. Фрак, что пошили на заказ, сидел на нем как влитой и подчеркивал каждый мускул на руках и груди. И это Мишке не нравилось.
— Просил же пошить так, чтобы не стеснял, — пожаловался он и, согнув руки в локтях, попробовал их свести. Но не смог, хруст ниток подсказал, что не следует делать глупостей. Новый фрак пошить просто не успеют. А на выступление ехать уже завтра. Но все равно, Мишка во фраке в обтяжку выглядел как Аполлон во плоти, Анна Павловна получит серьезный повод для ревности.
— А супруга твоя к этому мероприятию как относится? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Нормально, как все женщины. Хочет сходить, себя показать, на других поглазеть. Платье себе купила шикарное, брюликами обвешается. А на Собинова ей, в принципе, плевать. Как, впрочем, и на Шаляпина. Она киношки больше любит.
— Черт, — ругнулся я, подскакивая со стула. — Украшения! Я же совсем о низ забыл.
— Ты Маришке разве ничего не покупал?
— Покупал, но не для таких мероприятий. Ну ладно, Мишка, ты тут давай, прихорашивайся, а мне срочно с супругой в ювелирный надо.
— Ага, давай, — кивнул он и, бросив в зеркало еще один тоскливый взгляд, глубоко вздохнул. — Нет, ну что за люди! Просил же посвободнее…
Вечер следующего дня, день икс, мероприятие, когда элита столичной аристократии выгуливает свое богатство и кичится блеском бриллиантов, неотвратимо настал. Казалось, на Театральной площади собрался весь бомонд, некуда было плюнуть, чтобы не попасть в знатока и ценителя оперного искусства. Все были в предвкушении.
Мы подъехали к Мариинскому театру на двух крытых каретах. Снаружи было прохладно, дул неприятный ветер, принося с собой запах сырости. Мы, как и остальной народ, поспешили скрыться в театре, где у нас в гардеробе охотно перехватили верхнюю одежду, обнажив блеск камней и золота. Мы выглядели шикарно. Я, Мишка и Попов в черных парадных фраках, в начищенных до зеркального блеска штиблетах, наши супруги в эффектных платьях и в драгоценностях, обвешанных с головы до ног. Маринка счастливо сияла, демонстрируя случайным зрителям гигантские изумруды в серьгах и элегантное колье, что аккуратно ложилось в ложбинку неглубокого декольте. Эх, потратился же я вчера, даже страшно стало…
До выступления было еще далеко. Минут сорок мы медленно дефилировали в фойе театра, вежливо раскланивались с незнакомыми нам людьми, угощались вкусностями в буфете. Наши жены, впервые попавшие на такое великосветское мероприятие, даже несколько растерялись, не отходили от нас и вполголоса, чтобы никто не услышал, обсуждали наряды и драгоценности других дам.
— Вон, бабоньки, вы только посмотрите, какое странное платье, — едва слышно выдохнула Маринка, глазами стрельнув на обсуждаемый объект. — Какой глупый цвет, а складок-то, складок! Такое ощущение, что она хочет в них спрятать свою толстую задницу. И ее украшения ей совсем не идут. Такие маленькие камешки и очень тусклые совсем не смотрятся под ее вторым подбородком.
Слава богу, ее слова никто из посторонних не смог услышать. Анне Павловне совсем не понравилось Маринкино замечание, она на нее неодобрительно посмотрела, а вот супруга Попова с готовностью подхватила обсуждение.
— Да, Мариночка, я с тобой согласна. И цвет у этой дамы очень неудачный. А ее кисет совсем уж не подходит к платью.
И мы ничего не могли с этим поделать. Женщины, что с них возьмешь. Тем более что все трое оказались вдруг скоробогатыми и не успели свыкнуться со своим статусом. Ощущение чрезмерного достатка выбивало из-под ног чувство реальности, и наделяло их ощущением вседозволенности. Не ожидал я такого от своей супруги, уж она-то должна была привыкнуть к роскоши еще будучи на иждивении у отца. Но, видимо, Мальцев старший не слишком баловал свою любимую дочуру и потому, выйдя замуж, Маринка самозабвенно предавалась чрезмерности. Тоже самое касалось и супруги Попова — Полине Викторовне. Попов хорошо зарабатывал у нас, оклад в целую тысячу рублей, плюс премия, плюс дивиденды с арендованного процента акций. Жила его семья безбедно и ни в чем себе не отказывала и Полина не успевала тратить заработанное. А вот Мишкина женушка, моя бывшая экономка, избежала этой участи — железная женщина, по пустякам не разменивается и всячески старается держать себя в руках. Повезло, в общем, Мишке.
Что же упомянутого кисета… Я зацепился за него взглядом и был вынужден согласиться с замечанием супруги нашего генерального. Действительно, миниатюрная сумочка бежевого цвета, затянутая блестящим шнурком, совсем уж не подходила к лиловому и явно старомодному платью. Обладательница сего наряда, очевидно, была «слегка» стеснена в средствах, о чем и поспешила поделиться с подружками моя Маринка. Я лишь бессильно вздохнул. Кстати, наши жены за полчаса окунания в великосветскую тусовку пообвыклись и теперь дефилировали по фойе, рассекая толпы народа словно атомоход «Ленин», и гордо демонстрировали свои украшения. А также сумочки нового типа, что Мишка попросил сделать на заказ. За образец взял клатч из будущего и их пошили из дорогой кожи, прикрепив к этому делу наши изобретения — молнию и кнопку. И если молния была скрыта декоративным клапаном и изменениям по внешнему виду не подверглась, то кнопка, будучи на глазах, обзавелась золотым навершием, украшенным россыпью небольших бриллиантов. И, в общем-то, никто на это дело не
