Валентин и Мерельда, прекрасно понимавшие, что не стоит провоцировать хозяина, решили оставить вопрос открытым.
— Не можете ли вы удовлетворить мое любопытство, — поинтересовался лорд Хастур, — и объяснить, в чем причина междоусобицы между вами и Сторнами? Я слышал, что она вовсю бушевала еще во времена моего прапрадеда…
— И в мое время тоже, — добавил Раскард. — Но я никогда не знал, откуда она пошла и в чем ее причина.
— Проезжая в этих горах, я видел на марше людей Сторна, очевидно идущих в какой-то поход. Вы не могли бы просветить меня, герцог?
— Я слышал несколько легенд, — ответил Раскард, — но не могу ручаться, что хоть одна из них — правда.
Валентин Хастур рассмеялся.
— Чудесно! — произнес он. — Расскажите мне ту, которой больше верите сами.
— Вот что я слышал от моего отца, — начал Раскард, непроизвольно поглаживая голову Ювел. — Во времена его прадеда, когда на троне Хастуров в Хали сидел Регис IV, мой предок Конн заключил брачный договор о женитьбе на девушке из семьи Элтонов. Ему пообещали, что пришлют невесту к нему в дом вместе с приданым. Шли недели, но больше вестей не приходило. В конце концов девушка прибыла — через сорок дней она появилась с письмом от Сторна, в котором сообщалось, что он захватил невесту и ее приданое, но поскольку девушка ему не пришлась по вкусу, то он возвращает ее в Хамерфел и разрешает моему предку жениться на ней, если тому так хочется, но приданое он оставляет себе за посредничество в свадьбе. И еще: поскольку леди беременна сыном Сторна, он будет благодарен, если малыша пришлют ему до наречения именем и с соответствующими почестями.
— Неудивительно, что после этого началась кровная вражда, — сказал лорд Валентин, и Раскард кивнул.
— Даже для тех времен это было одно из величайших по непристойности оскорблений, — продолжил Раскард, — но когда ребенок родился, то оказалось, что он — вылитая копия старшего сына Сторна, и мой пращур отослал его обратно вместе со счетом за услуги кормилицы и за мула, на котором их отправили. В ту весну Сторн впервые послал вооруженный отряд на Хамерфел, и с тех пор идет вражда. Когда мне было пятнадцать и ко мне только-только стали обращаться как к мужчине, люди Сторна убили моего отца, двух старших братьев и младшего брата, которому тогда исполнилось всего девять лет. Сторны обрекли меня на одиночество, если не считать жены и ребенка, которого она носит под сердцем. Поэтому, если понадобится, я не колеблясь отдам за них жизнь.
— Никто не осудит вас за это, — мрачно произнес Валентин Хастур, — тем более — я. И все же мне хотелось бы еще до того, как я отойду в мир иной, увидеть конец этой усобицы.
— И мне, — сказал Раскард. — Несмотря ни на что, я бы заставил себя изменить негативное отношение к Сторнам, если бы они не напали на моих людей и не убили моего сына. Я простил бы им смерть остальных моих родных. Но теперь — нет. Я слишком любил сына.
— Возможно, вашим детям удастся положить конец этой вражде, — произнес лорд Хастур.
— Возможно. Но произойдет это не скоро, мой сын еще не родился, — ответил герцог Раскард.
— Дети, которых вынашивает Эрминия…
И тут она сама вступила в разговор, перебив Хастура:
— Дети?
— Ну да, — отозвалась Мерельда. — Я была уверена, что ты знаешь — у тебя двойня.
— Н-нет, я не знала, — ошеломленно произнесла Эрминия. — Но как вы можете это знать?
— Разве тебе ни разу не доводилось прощупывать психику беременной женщины?
— Нет, никогда. Мне даже не говорили, что такое возможно. Несколько раз мне казалось, что мое сознание соприкасается с сознанием ребенка, но я не могла быть в этом уверена…
Раскард задумчиво хмурился.
— Значит — близнецы? — озабоченно переспросил он. — Тогда, ради всеобщего благополучия, я надеюсь, что хоть один из них окажется дочерью.
Валентин, приподняв бровь, глянул на жену.
— Что скажешь, Мерельда?
Она покачала головой.
— Мне очень жаль, — ответила она, — но у вас будет двое сыновей. Я думала… я даже была уверена, что это известие должно вас обрадовать. Очень плохо, когда на единственном ребенке лежит груз последнего в своем роду и ответственность за продолжение рода.
Но у Эрминии глаза сияли.
— Я подарю своему господину не одного, а целых двух сыновей сразу! — воскликнула она. — Ты слышишь, мой господин? — Но тут она заметила кислую мину Раскарда. — Неужели ты не рад этому?
Герцог заставил себя изобразить подобие улыбки.
— Конечно, я рад, моя драгоценная. Но рождение близнецов всегда влечет за собой неразбериху, кто из них первый, и кому предстоит принять на себя власть. И очень часто получается так, что они становятся заклятыми врагами. Мои сыновья должны держаться вместе, чтобы выстоять против наших врагов из клана Сторнов.
Видя, как сразу погрустнела жена, он добавил:
— Но это не должно отравлять тебе радость материнства. Я уверен — мы все уладим.
Тогда вмешался лорд Валентин:
— Очень бы хотелось, чтобы вы все-таки разрешили жене приехать к нам хотя бы на какое-то время. В Арлинне собраны прекрасные акушерки, поэтому если позаботиться о ее безопасной перевозке, то там, смею вас заверить, за близнецами будет самый лучший уход и содержание.
— Простите, но я не хочу даже обсуждать этот вопрос, — заявил Раскард. — Мои сыновья должны появиться на свет под родной крышей.
— Тогда разговор окончен, — сказал лорд Валентин вставая, чтобы раскланяться.
Герцог Раскард предложил им задержаться, чтобы устроить прием и, возможно, пир в их честь, но гости вежливо отказались и покинули замок с многочисленными уверениями в обоюдном уважении.
Пока они ехали по дороге из Хамерфела, Эрминия печально смотрела им вслед. От Раскарда это не укрылось.
— Ты ведь не хочешь оставить меня одного и рожать наших сыновей среди чужих людей! — воскликнул он.
— Нет, конечно, нет, — ответила она, — но…
— Да, я знал, что обязательно появится какое-нибудь «но». Что это за сила, которая способна оторвать тебя от меня, дорогая? Разве ты можешь пожаловаться, что я плохо с тобой обходился?
— Нет, ты самый добрый и самый лучший муж, который только может быть, — ответила Эрминия. — Тем не менее я чувствую, что должна пройти обучение, как и положено лерони. Меня волнует, что я обладаю способностями, о которых не знаю и даже не догадываюсь.
— Но ты понимаешь в этих делах куда больше, чем я и любой другой человек в Хамерфеле, — сказал Раскард. — Неужели тебе этого мало?
— Нет, я не жалуюсь, — произнесла Эрминия, — но можно узнать еще столько нового, мне поведал об этом звездный камень, и теперь я чувствую себя совершенной незнайкой по сравнению с тем, кем могла бы быть. Или, например, по сравнению с лерони Мерельдой, которая такая ученая и умная…
