и еще через пару минут пролет за пролетом мы бредем вверх. Думаю, несколько серебряных монет из кармана приятеля, исчезнувшие в складках рясы привратника, вряд ли решили бы этот вопрос. Просто Вовку здесь знали.
«…Вполне возможно раньше этот хмырь водил сюда девиц, а теперь испортит репутацию мне. При том худшим из всех возможных способом…» — думал я еще минут через пять, пытаясь хотя бы с помощью насмешек взбодрить тело, совершенно не желающее всех этих трудностей.
Идти было и впрямь утомительно, но вот мы и наверху.
Столица герцогства открылась мне как-то сразу и вдруг. И естественно, по провинциальной постсоветской «привычке» я тут же решил влюбиться в этот город.
Нет, из-за случая с женой возможность возвращения в наш «прошлый» мир всерьез даже не рассматривалась. Разве что время от времени мечтательно обдумывал короткий визит с трупами и даже немного пытками в сюжете… Дело было в другом.
За время своего короткого карьерного процветания я почему-то так и не побывал хоть где-то кроме Египта и Турции, поэтому в глубине души все еще «страдал» от невозможности чуточку сморщиться, и так — пренебрежительно устало — сказать кому-нибудь из бывших знакомых.
Мол «…знаешь, больше не поедем в Италию. Пиццу и кислое вино мы может и дома пить, а вот Дижон — я просто влюбился в этой поездке! Там такой потрясающий…» — ну и ввернуть что-нибудь про особый вид, или еще какую-нибудь чушь.
Неважно чего там «потрясает», главное чтобы «дорого-богато» и на слуху! В общем, мысль эта была уже из моего зеленоградского прошлого и ничего кроме улыбки она сейчас не вызывала, но со смотровой площадки и впрямь открывался потрясающий вид.
С высоты почти в сотню метров* можно было рассмотреть все семь церковных приходов процветающего города, некоторую часть из почти сотни колоколен и все двенадцать главных ворот столицы Бургундии. До герцогской резиденции и вовсе казалось, что можно рукой дотянуться. Я словно бы парил над этим городом, с его толстыми и надежными стенами, домами, лавками и людьми.
Привыкнув к откровенной убогости средневековой жизни, следующий час я смотрел, что называется «во все глаза».
По словам Вальдемара в столице сейчас было не больше 8–8,5 тыс. постоянных жителей. Не бог весть какое многолюдство, но на фоне родины Дирка — самый настоящий мегаполис.
В городе на Соне изначально не жило и тысячи человек, а после недавнего нападения и вовсе осталось семь, может быть, восемь сотен.
Правда, говоря о дижонском многолюдстве, Вальдемар имел в виду, конечно же, не только собственно горожан (3). В эту цифру были включены и все те обитатели, как ремесленных пригородов, так и небольших селений в его окрестностях, чьи жители имели право в случае нужды скрыться внутри городских стен.
(3) В нашем мире к началу XIV века в Дижоне было около 10–12 тыс. жителей. Спустя более двух десятков лет (в 1376 году) после самой страшной волны эпидемии чумы (называемой часто Великой чумой), горожан насчитывалось лишь 8–8,5 тысяч. И только уже к концу XV в. численность городского населения незначительно превысила уровень двухвековой давности, достигнув 12,4 тыс. человек. В этом мире порядок цифр сложился почти такой же за счет массы беглецов из ближайших анклавов, поэтому прямо сейчас в Дижоне не более 9 тыс. жителей и гостей.
При этом большую часть своей жизни такие люди проводили снаружи, попадая внутрь только чтобы продать плоды тяжелого каждодневного труда. Ну, или ради такой же нечастой возможности потратить отложенное серебро, когда городская стража не брала с приходящих пешими платы. Это послабление по традиции полагалось несколько раз в году во время главных церковных праздников.
Когда Вовка наконец предложил все-таки пойти и поесть, от одной мысли о спуске я пришел в искренний ужас и предложил сбросить меня вниз.
— Какая разница, отчего помирать? — признаться, в этот момент я думал о смерти действительно почти с облегчением.
Товарищ меня успокоил, заверив, что дальше все будет хорошо, мне надо только спуститься.
— Но главное, чтобы живым! — выдвинул он при этом нереалистичное условие, однако что делать, пришлось пытаться.
* * *
Тысячу раз прокляв собственный авантюризм, через некоторое неопределенное время я все-таки «выполз» к первому этажу.
Чисто на морально-волевых, но без обмороков и прилюдных истерик, за что и был вознагражден. Внизу нас ждал обещанный сюрприз: двухместный паланкин с дюжиной крепких носильщиков в неизвестных мне дворянских цветах. Выглядело все это как прямое божье вмешательство.
— Если хочешь, я даже не стану спрашивать, чье это богатство… — прохрипел я, забираясь в наше транспортное средство.
— О, с этим как раз никаких проблем, — отмахнулся маг. — Я в дружеских отношениях с виночерпием герцога. У его светлости жена некоторое время крепко недужила ногами, вот он и завели такую роскошь. Вроде как уже не надо, но… Их дом тут, неподалеку, вот перед тем как мы отправились наверх, я как раз и послал служку с просьбой. Было понятно, что тебе придется нелегко. Да чего там, я вроде как не был ранен, но тоже чертовски вымотался…
Остальная часть пути прошла в тишине и радости. Болтать совершенно не тянуло, и мы просто наслаждались мягким покачиванием паланкина, и самим ощущением, что толпа народу несет тебя на руках.
Четверо из носильщиков, работали в упряжке сменными «колесами». Только менялись куда чаще и, не дожидаясь каких-нибудь травм или ранений. При этом все это происходило прямо на ходу, короче — лепота!
В пути мы еще раз отклонились от маршрута, завернув к шикарному особняку в глубине небольшой улочки, с точно такими же — очень небедными соседями.
Вальдемар назвал это место «отель Обрио»* и заверил, что без моего участия тут, к сожалению, не обойтись. Внутри нас ждали несколько слуг в одинаковых ливреях во главе с очень пожилым горожанином, чей наряд просто кричал о богатстве.
— Милейший Гюго, — сердечно поздоровался с ним приятель.
— Ваша милость, — раскланялся тот и принялся так улыбаться, будто получил самую радостную новость в своей длинной жизни.
Слава Богу, на этом церемонии закончились и уже минут через десять мы увозили с собой 263 флорина золотом, плюс — небольшой кошель с серебром. Это еще почти на 70 ливров*.
Оказалось, что все это богатство — моя доля добычи из замка Бирьё.
Все остальные приключения принесли мне наличными лишь около 50 флоринов (тоже, кстати, не мало), а вот победа на болотах, получается, прямо таки изрядно обогатила нашу компанию. Вальдемар, правда, тут же посоветовал сильно не транжирить золото, потому что оказывается, не меньше 100–120 флоринов мне придется отдать за изготовление новой брони.
Перед отъездом дядюшка Жан решил загрузить на корабль
