время схваток и бурь, не взирая на опасность, собрался ехать к диким племенам проримской ориентации, рискуя там расстаться с жизнью ни за понюшку табаку. Это же косматые люди не нашей породы и они совсем не уважают Великий Город.
Наш старый вояка-сенатор, ветеран Первой Пунической войны, так яро ненавидит Рим за потерянные владения на Сицилии, что буквально боготворит Ганнибала, потому как тот дает возможность отомстить за те поражения. Все ненависть живет, не зная примиренья. «Баркиды» наше все, так как остальные карфагеняне думают больше о торговле, чем о предстоящей войне. Ничего, карфагенский конь затопчет римскую волчицу, недаром же основатели Рима были детьми дешевой проститутки!
Да что это такое твориться? А о семье кто будет думать? Вот снимут с плеч сенатора голову, что тогда делать Кириллу? В этом бардаке, царящем в насквозь коррумпированной Карфагенской Республике, в этом базаре продажных торгашей, парень совершенно не разбирается. А с местными «жирными котами» и заплывшими жиром «денежными мешками» общий язык найти не смог. Он просто не понимал, как глава местной партии осторожных торговцев, его дряхлый тезка Ганнон, мог демонстративно облачаться в праздничные одежды и веселиться при известиях о поражениях Карфагена. Неужели схватка «за место у корыта» уже отбила ему все мозги?
А эта вечная карфагенская болтовня о законности, пустопорожняя в спокойные дни, становится подчас смертельно опасной в период любого кризиса. Без Малха Кирилл как без рук. Сейчас он за отцом как за каменной стеной, а потом? Здесь процветает «майорат» или право первородства. Первенцу достается все, остальным — ничего или какая-нибудь мелочь.
Эти старинные обычаи прекрасно отражены в сказке «Кот в сапогах». Когда старший брат получает мельницу, средний- осла, а младший — кота. Это сейчас сенатор выделяет своего младшего сына как самого умного, а старших держит в черном теле. Большая часть финансовых дел семейства Малха идет через Кирилла. А потом почти все достанется старшему брату — Сафону. А наш герой с ним не очень контачит, благодаря разнице в возрасте и разным интересам. Со средним братом Бостаром еще нормально, но сенатор рискует в гостях у дикарей одновременно не только своей головой но и жизнью среднего сына. Дела!
Но делать нечего. С отцом не поспоришь. К тому же Кирилл все иберийские дела замкнул на себе лично, там он главный собственник, а наследнику Сафону придется просто вернуть вложенные инвестиции. Но как быть с Карфагеном и его властями? Подобно семейству Баркидов уходить в глубокую автономию? Пока у парня недостаточно политического веса….
Да и с кем ему в Испании союзы заключать? С вождем Идебилом? Или же с вождем Тугодумном?
Чтобы скрыть свое неудовольствие отцовской беспечностью, Кирилл налил и себе воды, закрасив ее вином. Горячего чая и кофе тут пока нет, горячие компоты и отвары пить в жарком климате неприятно, а холодильников не имеется. И подобные напитки прокиснут очень быстро. Свежевыжатых соков, благоуханных шербетов и лимонада зимой нет. А сырую воду употреблять для здоровья не полезно, еще какую-нибудь холеру подцепишь. Вот и пьют местные сильно разбавленное вино, вместо компота.
К тому же пряности тут свои, «доморощенные», и национальная карфагенская пища часто печет гортань не хуже блюд грузинской кухни. Ни в какую Индию и Америку за пряностями пока плавать не надо, так как сейчас в соседней Киренаике дикорастущего сильфия просто завались. Его там столько много, что употребляют его по-варварски. Пасут скот, чтобы мясо баранов приобрело пряный вкус. И естественно, почти никто не выращивает, ожидают, что и сам вырастет. Кончится все это плохо, лет через триста сильфий совсем изведут и во времена поздней Римской империи придется римским гурманам покупать перец в далекой Индии. За золото. Понятно, что никто уже баранов этим перцем откармливать не будет.
— О чем же ты хотел поговорить? — тем временем спросил Малх, сверкнув глазами.
На руке «батяни» сверкал перстень- знак сенаторского достоинства. Перстень был золотой и представлял собой рычащую львиную голову с рубинами вместо глаз.
Кирилл почувствовал насколько за два прошедших года он вжился в местную среду. Два года назад при звуках отцовского имени о вспомнил лишь эпизод из Библии о аресте Христа. Тогда апостол Петр схватил меч и отсек ухо Малху, рабу первосвященника. Рабу! Как бы не так. Малх это не только имя, но и должность. Так называется командир храмовой стражи, подчиняющейся Первосвященнику-кагану, богоцарю народа. Так сказать командир ордена «храмовиков». Опора государства.
Или же министр МВД, правая рука правительства Карфагена, рука вооруженная, отрубающая неверным и мятежникам больше голов, чем звезд на небе. С древней поры «малхи» всегда будут стоять во главе войска «западных семитов», рядом с судьями-суффектами и Первосвященником- каганом. Естественно, что такие люди происходят из самых знатных и благородных семей. Недаром же искаженное слово «мелех» стало означать царя у евреев, а «малик» — у арабов. Да и описанного М. Шолоховым славного казацкого донского воина Григория Мелехова трудно назвать рабом. Такое впечатление, что церковники жутко экономили и переводили Библию за бутылку водки у какого-то алкаша-интеллигента.
— Война на пороге, а весы сильно смещены не в нашу сторону, — неспешно начал разговор Кирилл. — Да, Карфаген больше Рима, но сколько в нем граждан? Из 250 тысяч населения нашего города, если отбросить рабов, приезжих мигрантов, иноплеменных торговцев, женщин и детей останется всего сорок тысяч «благословлённых богами». На нашей выдолбленной в скале и выравненной площади собраний все прекрасно помещаются. А сколько из них воинов? Сотни четыре? Мы — народ торговцев, в отличии от Рима у нас процветают торговля, науки и искусства. А наши власти прямо запретили нашим гражданам иметь оружие, во избежание беспорядков. Торгаши-купцы боятся свой народ намного больше иноземных завоевателей. Что простонародье броситься с кинжалами на богачей-живоглотов, как это уже было в старом Тире, перед тем как нашим предкам пришлось бежать сюда, на край света, в Ливию. Так что Барки вынуждены содержать войско, набранное ими самими.
Последовала крохотная пауза, во время которой Кирилл отхлебнул глоток разбавленного вина. Приличное марочное вино, не слишком сухое, со сладким ароматом.
— Кроме этого, мы — пришельцы в Африке, — продолжал витийствовать сын, изображая из себя Кассандру. — И горная Финикия никогда не была единой, шесть главных городов вечно воюют между собой, словно греческие Афины и Спарта, так что финикийские колонисты из разных областей даже друг на друга смотрят волком. Сколько у нас полноправных карфагенских граждан наберется по всей Африке и Иберии? Тысяч сто? И прибавим к ним еще столько же полноправных других финикийцев, близких
