Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
рассыпающихся перед глазами мертвецов, испуганно поскальзываясь.
Ступни нестерпимо саднили, будто в них вбили дюжину гвоздей, выворачивающих мясо наружу при каждом шаге. Нервы воспалённо пульсировали, отдавая лихорадочной темнотой в глаза и сковывая тело душной слабостью.
Он так долго шёл, а поле трупов всё не кончалось.
Мысли растерянно барахлили, голова заполнилась до одури терпким дымом. Больше ничего, только шероховатый звон в ушах…
Мальчик потерянно сел под осколок серой покрытой разводами извести стены, подобрав стёртые в кровавые клоки колени к груди.
Лёгкие измотанно гудели, наполненные сырым паром, он нервно вздрагивал, чувствуя, как гадко замерзает его сердце, неслышно пропуская удары и болтаясь в лоне, как мёртвый кусок плоти. Безжалостный весенний мороз словно зверски содрал с него кожу, изломал кости в ледяной прах.
Огонь тревожно задыхался, безвольно ползая по дну печи. Бледные растрёпанные отблески впитались мокрую землю, гуляли жёлтыми змеями по стали печей, задушенно погасших в палых обмякших телах, застревали сизыми искрами в траве.
Поле беглыми вспышками меркло, словно ныряя в тьму бешеными рывками, застилалось мутной кровавой водой.
Слёзы засохли грязными струйками на пепельно-белом осунувшемся лице с равнодушно подёрнутыми слепым туманом глазами.
Он уже ничего не чувствовал.
Казалось, он потерял сердце где-то там, среди бесправно убитых. Один, покорно обезумевший внутри груды железных костей, гниющего мяса и мерзко сжирающего кожу смрадного дыма.
Если бы только он мог умереть, чем видеть всю скорбь мира, истошно отрекаясь от эмоций и неумолимо сходя с ума…
Если бы…
Всё погибло. А он остался жив.
Мальчик измученно спрятал голову в колени. Из хрупкой полудрёмы к нему неслышно протянула руки тень, источающая трепещущий свет, такой незабвенно тёплый и ласковый, что хотелось надрывно рыдать от неистово печального чувства потери. Она что-то далёкое и расплескавшееся тихим эхом говорила безумно родным голосом матери и с предсмертной горькой нежностью гладила его по голове. Отец со своей косой от шрама ободряющей улыбкой гигантской ладонью потрепал его за плечо, пропадая в трясине уставшего сознания. Их полные тяжело скрытой тоски слова, признания, мольбы, сожаления… они то возникали всполохами огненного треска, то медленно уходили, глухо впитываясь в мрак.
Неужели это последняя встреча перед концом?..
Их нет, они лежат среди трупов. Он жив и совершенно одинок.
Звуки мешались в безобразный шум, в рёв умирающей твари, призраки истерично рябили, рассыпаясь в прах, их лица гадко рвались на кровавые куски, мокрым грохотом падая вниз.
Холод беспросветного ужаса дробью ударил мальчику в затылок, непроизвольно брызнули слёзы, неуютно колкие, как шипы репейника, вросшего в его красные глаза. Поле неспешно поплыло, тревожно рухнуло небо, поглощая багровыми каменными тучами, угловатыми и сырыми, томно угасшую землю…
— Ау!
Торопкий настороженный шёпот вонзился в уши до треска. От неожиданности пламя метнулось назад, беззащитно вжавшись в инистую железную стенку. Мальчик вскинул голову, напрягся, каждая жилка запуганно дрожала, хрупко ломаясь от жуткого бессилия. Ноги не слушались, словно дырявые тряпки, пропитанные ледяной водой, и скиталец подобрал колени ещё ближе, словно стараясь слиться с кирпичами грязным полотном.
Сердце ударилось в дребезг, в глазах резко потушили свет серыми разводами, дым мерзкой слизью осел в горле.
Перед ним сидела на коленях девочка в белом платье. Перепачканная в земле и крови, будто втоптанный в пыль ландыш, она с мирным сожалением протягивала к нему руку. Совсем маленькая, лет восьми, с пылким румянцем на щеках, широкими серыми глазами, похожими на кроткое зимнее небо, и золотистыми волосами, заплетёнными в длинный хвост чёрной лентой. Среди смрада смерти и ужаса такое невероятно милое лицо выглядело таким богоподобным, что от шока у мальчика чуть не остановилось сердце, устало хрипнув.
Что она делает здесь, неужели потерялась?.. Разве она не видит, кто перед ней?.. Почему не бежит прочь с рыданиями, как все человеческие дети?..
— Не бойся, — девочка в пытливой растерянности огляделась и тихо чистосердечно заверила, стараясь поймать взглядом бегающие глаза бедняги: — Здесь никого нет. Я тебя не обижу.
А он всё ещё не смел поверить в то, что видел. Мир страшно дёргался от потока слёз, огонь тщетно тянулся синими гиблыми языками до сердца.
Может, он всё же сошёл с ума и смерть появилась перед ним в виде девочки в белом платье?..
— Ты ходил долго, да? — догадливо спросила девочка, переведя хмурый от печальной задумчивости взгляд на его голые избитые ноги в истончавших подошвах.
Она говорила тихо, словно с пичужкой в силках, почти задушенной собственными трепыханиями, но ещё живой. Не убийца, а спаситель. Пришибленный дрянными чувствами страха, тоски, жалости, с белым подолом в крови… Но ещё крепко вцепившийся зубами в мир.
Девочка сняла с плеч сумку и начала обеспокоенно там рыться, ища что-то. На свет появилась деревянная расчёска, связка угольных карандашей, гербарий, маленькая потрёпанная и засаленная книжка, щекотно отдающая спиртом. Пахнуло кислым запахом микстуры, пропитавшим дерево.
— Держи, — незнакомка слегка пододвинула свои находки руками в сторону голодного замёрзшего бедняги. Она с наивной неловкостью поёжилась, бурно соображая, как заполучить к себе доверие. — Ты же ешь дерево? Мне не жалко.
Отзывчивая щедрость девочки заставила парня прийти в себя и расслабить сведённые воспалённой судорогой ужаса плечи. Алая тина с глаз начала уходить, мир прояснился, как под трезвенно ярким прожекторным светом.
В разъедающем душу мраке что-то проснулось, ничтожное, но неожиданно сияющее. Он ещё не понимал этого чувства, заставлявшего его пламя возбуждённо трепетать, наполнять голову липким жаром.
Надежда на лучшее? Существует ли всё ещё такое странное чувство, доводящее до счастливых исступлённых слёз?..
Да.
Беглец аккуратно подполз ближе, волоча расплавленные усталостью сбитые ноги. Волнение улеглось, он, наконец, смог ощутить себя в безопасности, воздушное тепло окутало его, и паническая разбитая дрожь нехотя ушла глубоко внутрь.
Мальчик отодвинул щеколду на печной дверце и, горстью собрав все «угощения», погрузил их в пламя. Огонь довольно заурчал, давясь углём и треском, взвился рыжим припадочно пляшущим факелом.
— Спасибо… — скрипнул надсадным, едва слышным голосом скиталец, выдохнув душистый серый дым в ладони, болезненно почерневшие от заморозков. Сердце наскоро наладило ритм, с металлическим лязгом подгоняя утраченные силы.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
