– У меня вечером в палате будет аттракцион, –сказала Маруся. – Для его участия нужны творческие люди.
– Может быть, актрисы? – поинтересовалась актриса.
– Ну, что ж, может, и актрисы.
– Что мне нужно делать?
– Кто там у нас с завязанными глазами?
– Фемида.
– Точно. Нужно изображать Фемиду. – Маруся какбудто оценивающе окинула взглядом ее фигуру. – Не знаю, справитесь?
– Я? – оскорбилась актриса. – Мне и не такиероли предлагали. Я даже Гамлета репетировала.
Разговор происходил за обедом. Это был первый день, когдаМаруся решила есть в столовой.
Все обитатели Марусиного этажа сидели за общим столом,словно члены одной многочисленной семьи. Без детей. Без животных. Без самогоуважаемого родственника. Поэтому на семью они были похожи довольно условно.
Их обслуживала худенькая русая женщина неопределенных лет вжелтом переднике. Она же и готовила еду. Считалось, что раньше она была поваромв Госдуме.
На обед были спагетти a la marinara.
Маруся села рядом с Наташей в платочке. Собственно, ради нееона и отказалась от обеда в своей комнате.
Маруся очень трогательно ухаживала за Наташей. Пододвигалаей перец, подливала в стакан San Pelegrino. Наташа Марусю не замечала, смотрелаточно в тарелку, но перец брала и воду пила маленькими, равнодушными глотками.
– Хорошая погода сегодня, – произнесла молодаядевушка с длинными волосами, убранными в высокий хвост, не намного старшеМаруси, аккуратно вытирая рот льняной салфеткой.
– Да. Солнышко, – подхватила писательница.
– И ни одного облака на небе. Прелесть, –произнесла актриса, держа стакан с водой так, словно это был бокал вина и онаговорила тост.
– А из вас кто-нибудь на улице был? –поинтересовалась Маруся.
Писательница недоуменно посмотрела на Марусю. Улыбнуласьдевушке с длинными волосами.
– Мы гуляем после обеда, – объяснилаактриса. – И тебе тоже стоит поговорить с врачом о разрешении выходить наулицу… Тебя будет сопровождать медсестра, и ты сможешь обсудить с ней,например, прогнозы.
– Давайте не будем за обедом! – укоризненноперебила актрису девушка с длинными волосами.
Актриса виновато заулыбалась.
– Повар превзошла саму себя, не находите? –спросила писательница, отправляя в рот вилку с намотанными на нее спагетти.
– Подумаешь, – зевнула Маруся, – я и получшеела.
– Это где? – спросила женщина с черными волосами ипрямой, очень ровно обрезанной челкой. У нее единственной в ушах были сережки.
Все остальные на нее зашикали и посмотрели многозначительнымвзглядом. Как будто та сказала бестактность.
Маруся решила перенести аттракцион с вечера на время послеотбоя.
Самое сложное было найти фонарик.
Ей даже пришлось согласиться поболтать с КонстантиномСергеевичем.
Она называла себя Олей, говорила, что хочет готовиться кновой жизни, и соглашалась со всем, что ей говорил про нее доктор.
– Я сегодня доволен тобой,– сказал КонстантинСергеевич, – видимо, лечение было выбрано правильно.
– Вы про капельницы?
– В основном да.
– Действительно, я чувствую себя намного лучше. Толькознаете что…
– Что, Оленька?
Иногда, засыпая, я думаю, а вдруг ночью отключат свет? Япроснусь, а кругом будет темно? Меня так это мучает…
– Если отключат свет, сразу сработает запасная система.Ты не должна этого бояться. Скажи, было что-то подобное, что ты не можешьзабыть?
– Нет. Просто, я думаю, вот если бы у меня был фонарик,я бы знала, что могу включить его в любую минуту.
– Фонарик? Я передам тебе его прямо сегодня.
– Спасибо, Константин Сергеевич, – улыбнуласьМаруся. Радостно.
– А ты пообещаешь мне одну вещь.
– Какую?
– Когда этот страх пройдет, ты расскажешь мне, откудаон взялся.
– Хорошо, Константин Сергеевич. Я пошла?
Главное, чтобы не подвела Наташа в платочке. Марусяпотратила на нее целый день. Она была центральным звеном «комнаты страха».
После отбоя, когда весь этаж уже спал, Маруся зашла заактрисой.
Она лежала в постели, читая книжку.
– Пора, – сказала Маруся.
– Может, завтра? – потянулась актриса в постели.
– Боитесь, не справитесь с ролью Фемиды? –участливо спросила Маруся.
– Я? – возмутилась актриса и встала. Перед дверьюв свою комнату Маруся завязала актрисе глаза платком.
– А руки как держать? – спросила актриса, входя вобраз.
– Произвольно. Я буду вас вести. Вы молчите. Выпроходите испытания.
Маруся открыла дверь. В комнате было темно. Она повернулаактрису вокруг себя несколько раз, актриса, качнувшись, остановилась. Вытянулавперед руку. Маруся взяла ее за руку, подвела к табуретке. Заставила встать натабуретку, слезть, снова крутанула вокруг себя.
– Ш-ш-ш, – прошептала Маруся актрисе в ухо.
Та отшатнулась, но послушно молчала.
Маруся стояла перед ней, держа платок перед лицом актрисы.Делая неуверенный шаг, актриса дотрагивалась рукой до платка. Отодвигала его,делая еще шаг, снова путалась в платке.
– Ты где? – проговорила актриса.
– Ш-ш-ш, – шипела Маруся.
– Ты здесь? – Актриса начала нервничать.
– Ш-ш-ш.
Наконец она стала делать то, что Маруся уже давно ждала:снимать повязку. Причем Маруся даже в темноте чувствовала, что руки ее дрожат.
Маруся зажгла фонарик в ту секунду, когда повязка с глазактрисы упала.
Одновременно включилось радио. На всю громкость.
Маруся мигала фонариком, держа его точно под лицом девушки вплатке. Только в этот раз она была без платка. Она была абсолютно лысой. Узнатьее было невозможно.
Маруся часто мигала фонариком под ее неподвижным лысымчерепом, радио пело, актриса орала.
Девушка была невозмутима, только свет фонаря бросал на еелицо замысловатые тени.
В эту ночь дежурил Константин Сергеевич. Он ворвался впалату, когда актриса еще кричала. Она кричала, когда он пытался ее увести, онакричала, когда прибежали санитары и вынесли ее на руках.
Она замолчала после укола.
