рисковать. Иногда у этого правила бывают исключения, но не сегодня. Я отдала свою пушку, откидной нож и оба лезвия из скрытых креплений на предплечьях помощнице Энтони. Шериф явно не хотел ждать, потому что выпалил:
— Да бога ради, вы уже достаточно с себя сняли. Идите в камеру, делайте свои снимки, измерения или что там еще, и я отвезу вас к дому Маршанов.
Я как раз закончила со своим арсеналом, но не стала объяснять это Ледуку. Пусть гадает, что я еще могу прятать в карманах.
— До дома мы доберемся, Дюк. Я же уже говорил. — Напомнил Ньюман.
— А я говорил, что сам вас туда отвезу. — Парировал Ледук. Он отвечал так, будто защищался, был зол или просто нервничал.
— Я могу положить что-то из ваших вещей на пол, маршал Блейк? — Спросила помощница Энтони.
— Конечно. Только не поцарапайте ничего.
— Я буду осторожна. — Ответила она с максимальной честностью и готовностью. Я мысленно скосила ей пару лет. Ты уже не звучишь так воодушевленно после двадцати пяти.
Шериф открыл для нас камеру, и мы с Ньюманом вошли туда добровольно. Не могу сказать, что я была в восторге от того, что захожу в клетку без оружия. Есть в этом что-то в корне неправильное. Большая металлическая дверь захлопнулась за нами, и это меня тоже не слишком порадовало, но с годами ты учишься спокойнее реагировать на такие вещи.
Мы объяснили Бобби, зачем нам понадобятся снимки. Он не стал возражать. Его реакции были настолько бесцветными, что мне захотелось задать ему какой-нибудь беспардонный вопрос, чтобы понять, смогу ли я добиться от него хоть какой-то эмоции.
Ньюман подержал одеяло, чтобы Бобби смог вытащить руки наружу. Ему не выдали никакой одежды, так что его прикрывало только оно, но либо Ньюман сам был скромнягой, либо знал, что Бобби стесняется, потому что они проделали все так, чтобы нигде не мелькнула голая кожа, которую не следовало бы видеть мне или помощнице Энтони. Впрочем, я успела заметить, что Бобби Маршан держал себя в хорошей форме. Многие люди уверены, что после обращения в вампира или верживотное они автоматически отрастят кубики на животе и стройное мускулистое тело, но это так не работает. Да, сверхъестественные создания сильнее простых людей, но это не имеет отношения к развитой мускулатуре. Все равно придется ходить в тренажерный зал и работать над собой, даже если ты оборотень. Если же ты вампир, то тебе вообще мало что светит. Хочешь быть симпатичным трупом — держи себя в форме до смерти, потому что после того, как черта пройдена, ты застрянешь в этом теле навечно. Некоторые вампиры, такие, как мой жених Жан-Клод, достаточно сильны, чтобы упражнения могли сказываться на их теле так же, как они сказываются на телах живых существ, но это требует нереальных затрат энергии. Даже при сильном желании далеко не каждый вампир на такое способен. Жан-Клод был исключением из многих правил.
Одеяло сдвинулось и я увидела ноги Бобби.
— Мне нужно осмотреть все места, где есть следы крови, мистер Маршан.
— Зовите меня Бобби. Все так зовут. — Автоматически поправил он, даже не подняв на меня глаза.
Я не хотела звать его по имени, потому что существовала нехилая вероятность, что мне вскоре придется пустить пулю ему в лоб, но я уже и так смотрела ему в глаза с расстояния в несколько дюймов. Он уже стал для меня реальной личностью, а не просто работой, так какой смысл артачиться?
— Ладно, Бобби. Я должна увидеть все части твоего тела, на которых есть кровь. Ногу твою я вижу, но я заметила, что кровь была и выше. Мне нужно сделать снимки, помнишь?
— Хорошо. — Ответил он все тем же бесцветным голосом. Он подобрал одеяло, чтобы поднять его, как подол длинного платья. Кровавые следы поднимались по его правой икре, я их сфотографировала.
— Это все?
Он кивнул, не глядя на меня. Он избегал зрительного контакта со мной все это время. Бобби не казался мне преступником. Его реакции скорее говорили о том, что он жертва. Будь он женщиной, или даже мужчиной при несколько иных обстоятельствах, я бы предположила, что он совершил убийство в целях самозащиты. Именно об этом говорили мне его реакции. Я не знала, как спросить, не пытался ли его дядя, человек, который растил его с пеленок, домогаться его. Удалось ли ему отбиться? Нет, это был неверный вопрос, и это не объяснило бы, почему он так странно заляпан кровью. Любой оборотень знал бы, что на его человеческом теле не осталось бы кровавых следов после нападения. Только тот, кто имеет очень слабое представление о верживотных, мог представить улики подобным образом.
— Ты уверен, что это все, что мне надо сфотографировать?
Он кивнул глядя в пол.
— Бобби. — Позвала его я. — Что ты мне не договариваешь?
Он покачал головой, все еще пялясь в пол.
— Бобби, где-то еще на твоем теле есть следы крови?
Он замер. Замер так, как замирает жертва — глубоко в себе, словно в надежде, что если не будет двигаться и будет вести себя тихо, то ему не придется отвечать на вопросы. Плохие вещи не случатся с тобой, если ты их не видишь или не говоришь о них. Все в нем кричало о том, что он жертва, а не преступник. Что за хрень здесь творится? Что такого случилось с Бобби Маршаном, что он вел себя подобным образом? Спрошу позже у Ньюмана, когда мы останемся наедине, всегда ли Бобби такой тихий и забитый. Если да, то это может свидетельствовать о продолжительном абьюзе. Если нет, то что-то ужасное случилось с ним совсем недавно, буквально вчера. Может, для этого достаточно очнуться с ног до головы перемазанным кровью и получить обвинение в убийстве своего названого отца? Да, звучит вполне логично. Я просто искала ужасы там, где трагедии было достаточно.
— Бобби, мы пытаемся доказать, что ты не убивал своего дядю. Разве ты не хочешь, чтобы мы это сделали? — Спросила я мягко, тихо — так, как разговаривают с жертвой абьюза, стараясь не напугать ее.
Он ответил не поднимая глаз:
— Если я убил дядю Рэя, я не хочу, чтобы вы меня спасали.
— Но если ты не убивал дядю Рэя, то это сделал кто-то другой, Бобби. Разве ты не хочешь, чтобы этого кого-то поймали?
Он, наконец, поднял на меня свои остекленевшие глаза, и я увидела, что он действительно смотрит на меня — смотрит и пытается понять, действительно ли я имею ввиду
