готовы сделать многое, чтобы вернуть расположение вашего сына или дочери[4]. Исследования показывают, что, для того чтобы справиться с остракизмом, некоторые отвергнутые люди способны пойти на все, включая подчинение, повиновение или сотрудничество в нездоровой или даже небезопасной степени, – даже если это противоречит здравому смыслу.
Короче говоря, не спешите.
Остановитесь и подумайте
• Какие решения было бы разумно отложить на данный момент или даже полностью переосмыслить?
• Как ваши решения могут повлиять на других людей?
Неужели я сошла с ума? Маловероятно
В первые несколько недель после шокирующих телефонных звонков моего сына я не могла успокоиться. Страшное предчувствие смешалось со странным чувством оцепенения, как будто я была снаружи и заглядывала внутрь. Я не могла перестать проигрывать разговоры и слышать голос моего сына, такой спокойный и холодный. Но еще я была ошеломлена. В тот первый вечер после моей первоначальной реакции недоверия его комментарии не дошли до меня. Это было так, как будто жестокие слова проплывали мимо, поток, который я не могла полностью усвоить.
Неужели я сошла с ума? Эта мысль пришла мне в голову в те первые недели замешательства. И я не одинока. Многие родители, переживающие внезапный разрыв со взрослым ребенком, выражают похожие чувства. Некоторые из наших детей даже говорят нам, что мы сумасшедшие. Оказавшись в ситуации, которую мы никогда не представляли себе возможной, мы боимся, что они были правы. В других случаях явный шок и замешательство вызывают беспокойство.
Сталкиваясь с разного рода эмоциональными травмами, люди могут чувствовать оцепенение, ошеломленность или отстраненность. Эти чувства могут быть защитной реакцией против полного переживания разрушительного эмоционального воздействия. Эти и другие симптомы, такие как повторное переживание события в воспоминаниях или снах, трудности с концентрацией внимания и избегание людей или ситуаций, которые служат напоминанием о травме, являются общими. Они соответствуют острой реакции на стресс. Однако отверженные матери редко имеют под рукой специалистов, ожидающих появления симптомов и немедленно оказывающих помощь, как это произошло бы в случае какой-либо другой травмы.
Переживание острого стрессового расстройства происходит в течение первых нескольких недель после эмоционально огорчающего события и может длиться довольно долго. Сохраняющиеся навязчивые симптомы могут указывать на необходимость обращения за профессиональной помощью. Даже в те первые дни возможность обсудить свои чувства с терапевтом или другим квалифицированным клиницистом может оказаться полезной. Не стесняйтесь обращаться за помощью, если почувствуете в этом необходимость. Смотрите третью главу для получения информации о разумном выборе специалиста.
Симптомы, подобные тем, что я испытала, являются типичными реакциями и довольно распространены при отчуждении. Мне было трудно сосредоточиться на своей работе или участвовать в занятиях, которые раньше доставляли удовольствие. Я балансировала между ошеломленным существованием и гипервосприятием окружающей обстановки. Временами я ходила в замешательстве, не в силах ни на чем сосредоточиться, ощущая себя полумертвой. В другое время мой разум был переполнен воспоминаниями о голосе моего сына. Его бессердечные слова эхом отдавались в моей голове, не давая мне покоя.
Вы можете чувствовать то же самое. Стресс от сложившейся ситуации смешивается с сильными чувствами горя и печали, которые естественны после значительной потери. Симптомы горя могут быть очень похожи на симптомы острого стресса.
Испытывая эту смесь реактивных эмоций, я также стала очень восприимчива к чувствам всех остальных. Как мама, я хотела убедиться, что с моей семьей все в порядке, и в результате на какое-то время отложила свои собственные чувства в сторону и сосредоточилась на их.
Когда мой муж сказал, что виноват в уходе Дэна, я не допускала подобной мысли о его ответственности. Вместо этого во мне крепла волна защитного гнева. Как Дэн мог так поступить со своим отцом?
«Не вини себя», – сказала я, обеспокоенная болью мужа. Чтобы облегчить его состояние, я стала суперженой: готовила его любимые блюда и удовлетворяла все его потребности, как если бы он был королем. Для остальных членов моей семьи я делала почти то же самое.
Мои взрослые дети ходили вокруг меня на цыпочках, волнуясь. Но ради них я отвергла их беспокойство, настаивая на том, чтобы мы продолжали жить обычной жизнью. Местная ярмарка, куда мы обычно любили ходить, выглядела устрашающе, но моя семья нуждалась в нормальной жизни. Поэтому я не только посещала ее сама, но и тщательно планировала и осуществляла ежедневные прогулки с разными членами семьи, чтобы получить максимальную отдачу от ярмарки. Я готовила полезные обеды, которые мы брали с собой. Несколько дней я провела наедине со своим мужем, несколько – с каждой из моих дочерей, а затем, наконец, семья собралась вместе.
Хотя я действительно немного повеселилась, я также страстно желала, чтобы агония закончилась. Пока моя семья каталась на аттракционах, я разрыдалась. Я прогуливалась по рядам, а витрины и люди незаметно проплывали мимо. Иногда приступы сильного гнева расправляли мои плечи и, возможно, даже помогали мне двигаться дальше.
На фотографиях тех дней я улыбаюсь, втиснутая в детские аттракционы со своими внуками, но мои воспоминания расплывчаты. Я не полностью присутствовала в те моменты. Меня преследовали яркие воспоминания о более счастливых временах. Я заново переживала прошлое.
Стоя в детской игровой зоне, я вспоминала Дэна дошкольником, с румяными, как яблоки, щеками и горящими глазами. Одна пухлая рука махала, другая сигналила в клаксон каждый раз, когда миниатюрный полуприцеп сворачивал с грохочущей трассы. На дальнем плане мой счастливый девятилетний сын с растрепанными волосами позировал для классной фотографии. А вот в школьном выставочном зале, будучи уже подростком с легким персиковым пушком, он бежал вперед, ища в лабиринте художественных экспозиций свою красочную модель, занявшую второе место в конкурсе.
Но я не поделилась этими воспоминаниями со своей семьей. «Я в порядке», – был мой стандартный ответ, отметающий беспокойство семьи с помощью приклеенной улыбки.
Я мало чем отличаюсь от Кэтлин, которая после разгромного электронного письма своей дочери с просьбой больше не выходить на связь настояла на том, чтобы семья отправилась в ежегодную лыжную поездку. Они не говорили о ситуации, но отсутствующая дочь, как призрак, нависала над их хижиной в лесу.
Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что попытка держаться ради остальных помогла мне справиться. Нам с мужем было больно, но взрослые братья и сестры Дэна казались менее расстроенными. «Он был отстранен в течение многих лет», – сказал мне один из них. «В любом случае он был не так уж близок к нам», – сказал другой. Для них уход Дэна, казалось, начался гораздо раньше. Несмотря на злость и обиду, наши дети не были так удивлены, как мы
