— пролепетала Елизавета, упорно продолжая говорить по-французски. Похоже, правда не слишком хорошо владеет русским. Понимать — понимает, но с ответом могут возникнуть проблемы. Как и у меня.
Но, благодаря этому разговору, я внезапно понял, как не спалиться. Они ведь очень плохо знают родной язык. Это после Бородино, начали быстро детей переучивать, и то не везде и не все. Так что мы сейчас на равных. И эту небольшую блажь вполне можно списать на «нервное потрясение». Судя по обморокам молодого императора, он той ещё истеричкой был, так что очередной бзик никого не удивит. Главное пока ничем больше не демонстрировать нелояльность к заговорщикам. Афганистан их, что ли, всех отправить захватывать? Вот где абсолютно все сели в глубокую лужу. Парадоксальная страна на самом деле.
— Все критяне, лжецы, — я отвернулся от неё и подошёл к секретеру. Мой взгляд упал на перо. Ничего удивительного нет в том, что я её понял. Перо вон как резво схватил и даже почерк не особо изменился. Это тело в жизни не разговаривало по-русски больше, чем я сейчас проговорил. Если не обдумывать каждое действие, то на автомате я и ответить поди смог бы. — А вот сейчас я говорю исключительно правду. Неважно, сколько ты хороших и даже великих дел совершишь в итоге. Потомки будут воспринимать их, как должное. И помнить будут только о том, что именно я убил своего отца, чтобы стать в итоге императором. И вы это прекрасно знаете. А вот я внезапно почувствовал себя русским императором. Где-то между вторым и третьим обмороком.
— Саша, я понимаю, вам сейчас тяжело. Но нужно взять себя в руки. Это действительно неприлично, то, что вы сейчас здесь, — похоже, жена смирилась с заскоком мужа. А может, просто привыкла к подобным перепадам настроения. Вот только, если они были характерны для Александра, это делало его весьма ненадёжным товарищем для господ заговорщиков. Да, я правильно сделал, что уехал. Чем-то задним чуял, не иначе.
— Неприлично — это делать вид, что мой отец скончался от естественных причин. Но мы же все с этим справляемся, правда, дорогая? — я так улыбнулся, что она отпрянула. — Мне просто надоело постоянно без чувств становиться. А помолиться за грешную душу Павла Петровича я могу и здесь. А вот вы возвращайтесь, успокойте всех, что я ещё жив и от отчаянья не совершил ещё более страшный грех, наложив на себя руки.
— Вы не сделаете этого, — она прикрыла рот рукой.
— Нет, не сделаю. Как оказалось, я слишком труслив для подобного шага. Так что, я буду жить и всю свою жизнь посвящу замаливанию этого греха. — Я не смотрел на неё, я смотрел на дневник. Что-то по записям не было заметно, что Саша раскаивается. Сомневается — это да, но не раскаивается. Мне бы полностью прочитать этот дневник, чтобы представлять себе, что это был за человек.
— Хорошо, — Елизавета вздохнула. Так, мои рассуждения о грехе и тому подобное, оказались правильными. Она их приняла спокойно, значит, истерики Сашки часто сопровождались посыпанием головы пеплом и клятвами уйти в монастырь. Утрирую, конечно, но, похоже, как-то так. — Что мне передать её величеству Марии Фёдоровне?
— Что я скорблю вместе со всеми.
Наши взгляды встретились. А ведь эта хорошенькая блондинка на моей стороне. И она действительно хорошенькая. Почему у них детей не было? Повинуясь какому-то наитию, я подхватил её руки и поднёс холодные пальцы к губам, целуя их и параллельно отогревая.
— Всё будет в итоге хорошо. — Попытался я её успокоить. — Но я должен побыть один.
— Я что-нибудь придумаю, — она вздохнула, и с видимой неохотой отняла руки.
Я, конечно, мемуаров не читал, но зато умею неплохо в психологию. Чтобы удержаться на плаву в море привычного мне капитализма, ещё и не так раскорячишься, как говорится. И что-то мне подсказывает, что в отсутствии сыновей от этой женщины, виноват как раз Сашка. А она ещё не теряет надежды, вон как впрягается за дрожайшего супруга, который восемь раз «без чувств оказывался». Знал ведь наверняка знал, чем дело закончится. Нет, я не могу заставить себя уважаться это великовозрастное дитё.
В будущем он, конечно, отличился, судя по тем обрывкам, которые всё чаще мелькают в голове, но в этот промежуток времени у меня слов для него нормальных не находится. Мамка вон, быстро сообразила, что осталась всего лишь вдовствующей императрицей. Видимо, между третьим и четвёртым обмороками сына. И на что рассчитывает? Заговорщики, понятное дело, этого телка хотели на троне видеть. Чтобы царствовал, но не правил.
Я стоял и смотрел, как Елизавета уходит. Хороша. Нет, если я в ближайшее время жив останусь, то попробую приударить за собственной женой. А что, это даже пикантно и вполне в духе времени. Она немного знает своего муженька, но, во всяком случае, к его перекосам давно привыкла, и особо протёкшей крыши не обнаружила. Что, кстати, её несколько взбодрило. А ещё она привыкла его прикрывать. Не удивительно, что с мужем в эту страшную ночь была рядом. Я её вспомнил, по платью узнал, лица я тогда не разглядел. Это около неё тело Александра валялось на полу, когда я в нём очнулся. За ручку поди весь вечер держала успокаивая. И кстати, последнюю фразу произнесла по-русски. С жутким акцентом, задумываясь над каждым словом, но всё же.
Дверь за Елизаветой закрылась, и я сразу же зашёл за ширму к зеркалу. Во время нашего разговора я кое-что заметил, и теперь мне надо было проверить.
— Карл у Клары украл рекламу, а Клара у Карла украла бюджет. — Внятно, как когда-то учил логопед, произнёс я, отслеживая положение языка в зеркале и вслушиваясь до звёздочек в глазах в собственную речь. Так и есть. Я говорю с акцентом. С акцентом, мать вашу! Грассирующая «Р» на всём протяжении.
Когда-то давно мой бывший одноклассник, ставший кандидатом наук в области нормальной физиологии, пытался объяснить мне принцип работы мозга. Это было на встрече выпускников, и я ни хера не понял, кроме одного. То, что мы думаем о себе, часто не соответствует действительности. Мы даже собственный голос слышим так, как хотим его слышать, а не так, как он звучит на самом деле. Рефлексы не зависят от высшей нервной деятельности, за них совершенно другие структуры мозга отвечают. Более древние и оттого жутко негибкие, плохо обучаемые повторно и очень плохо
