– Мои другие мечи, что рядом с твоим топчаном, Риадд Элейс. Это благородное оружие, хоть и порой несносное.
– Кто сможет их остановить?
– Поживем – увидим.
– И сколько я должен здесь ждать?
Взгляд Силкаса Руина был по-змеиному спокоен.
– Пока не поймешь, что пора уходить. Всего доброго, Риадд. Кто знает, может, мы еще встретимся. Когда снова увидишь отца, обязательно передай ему, что я сделал как обещал. – Помолчав, он добавил: – И скажи еще, что тогда с Кубышкой я поступил… поспешно. И за то я искренне прошу прощения.
– Это Олар Этил?
– Что? – переспросил Силкас, сощурившись.
– Ты ее собираешься убить?
– С чего вдруг?
– За то, что она сказала.
– Она сказала правду, Риадд.
– Она задела тебя. Нарочно.
Силкас пожал плечами.
– И что? Это всего лишь слова. Всего лишь слова.
Тисте анди наклонился вперед и рухнул в пропасть. Через мгновение он взмыл вверх – уже белым как кость и как снег внизу драконом, а крылатая тень неслась по земле за ним следом.
Риадд проводил дракона взглядом и отвернулся. Костер разгорелся с такой силой, что от жара клинки начали петь.
– Посмотри на себя, расселся в собственной блевоте. Что стало с великой гордостью Фенна – так ведь его звали? Теблорского короля-воина? Он умер, приятель, но тебе незачем так опускаться. Мерзкое зрелище. Возвращайся-ка в горы… Хотя нет, постой. Дай взглянуть на свою палицу. Сними с нее чехол, будь добр.
Он облизнул больные, кровоточащие губы. Рот у него словно распух изнутри. Нестерпимо хотелось пить, но ворота острога были заперты. Он спал, привалившись к ним, и всю ночь слушал песни постояльцев.
– Покажи его, теблор… Как насчет выгодного обмена?
Он попытался встать и выпрямиться.
– Не отдам. Это Элейнт’арал К’ет. Я прошел по Дорогам мертвецов – под тайным именем, – чтобы обрести его. Я своими руками сломал хребет форкрул ассейлу…
Стражник перебил его смехом.
– Значит, не две кроны, а четыре, что ли? Жнецов дух, ну ваша братия и горазда на выдумки. Прошел через Врата Смерти, говоришь? И вернулся живым? Серьезный подвиг для пьяницы теблора, от которого несет свиным дерьмом.
– Я не всегда таким был…
– Ну конечно, нет, приятель, однако сейчас я вижу другое. Ты отчаянно хочешь выпить, и между тобой и таверной стою только я. Немного похоже на Врата Смерти, скажи? Потому что если я тебя пропущу, то выйдешь ты уже вперед ногами. Хочешь пройти, теблор? Заплати Жнецу монету. Отдавай палицу.
– Не могу. Ты не понимаешь. Когда я вернулся… ты и представить не можешь. Я видел, где все мы будем. И когда я вернулся, то запил. Помогает забыть. Помогает спрятаться. Увиденное там сломило меня, вот и все. Ты ведь и сам видишь, как я сломлен. Прошу…
– Попрошаек тут точно не привечают. Либо платишь, либо уходишь восвояси – в эти свои леса, такие же сухие, как кошелка у старой карги. А за палицу я тебе дам целых три кроны. Даже тебе не пропить их за один вечер. Подумай: три. Вот, видишь, я протягиваю? Что скажешь?
– Отец.
– Отвали, парень, мы с твоим папашей тут дело обстряпываем.
– Нет, стражник, это оружие не продается…
– Это уже твоему папаше решать…
– Вы ее даже не поднимете.
– Я и не думал ее поднимать. Зато как эта палица будет смотреться на стене таверны у моего брата! Прямо над камином, на почетном месте для теблоров.
– Простите, господин. Я отведу его обратно в деревню.
– Ну так завтра вечером – или через неделю – он вернется. Слушай, парень, тебе его не спасти.
– Я знаю. Но убийцу драконов я сберечь смогу.
– «Убийцу драконов»? Громкое имя. Как жаль, что драконов не бывает.
– Сын, я не собирался ее продавать. Клянусь тебе…
– Я слышал, отец.
– А я нет.
– Старейшины приняли решение, отец. Покойный камень ждет тебя.
– Да?
– Эй, вы двое! Парень, ты что-то сказал о покойном камне?
– Господин, лучше бы вам притвориться, будто вы этого не слышали.
– Эта жестокость вне закона. Приказ короля! Папаша, твой сын говорит, что ваши старейшины собираются тебя казнить. Под огромным, чтоб его, валуном. Ты можешь попросить убежища…
– Господин, если вы заберете его за стены острога, у нас не останется выбора.
– Какого выбора? Что вы сделаете?
– Лучше бы вам не знать.
– Я зову капитана…
– Только попробуйте, и все вскроется. Вы правда хотите, чтобы теблоры вышли на тропу войны? Хотите, чтобы мы сожгли вашу еще не окрепшую колонию дотла? Хотите, чтобы мы перебили вас всех до единого – детей, матерей, пожилых и мудрых? Что сделает Первая империя, когда от колонии перестанут поступать вести? Отправит флот разбираться? И как в следующий раз мой народ встретит ваш на берегу? Как друзей или как врагов?
– Сын, погреби оружие вместе со мной. И доспех тоже. Прошу…
– Да, отец, – кивнул юноша.
– На этот раз, умерев, я не восстану.
– Это правда.
– Живи долго, сын; живи, пока можешь.
– Я постараюсь. Стражник?
– Убирайтесь с глаз моих. Оба.
Они вышли на лесную тропу. Прочь от острога – места, где теблоры продали все, что у них было, начиная с достоинства. Он держал сына за руку и не оглядывался.
– В мире мертвых выпивки не найдешь.
– Мне жаль, отец…
– А мне нет, сын. Мне – нет.
Ублала вскочил, протирая глаза.
– Меня убили! Снова!
Рядом зашевелилась Ралата. Она повернула голову, посмотрела на него осоловело и нырнула обратно под меховые одеяла.
Ублала поглядел по сторонам, увидел неподалеку Драконуса – тот не сводил глаз с востока, где медленно, играя лучами на каменистой пустоши, занималось солнце. Великан поднялся и утер лицо.
– Я голоден, Драконус. Меня знобит, ноги болят, под ногтями грязь, а в волосах кто-то копошится. Но трах был хорош.
Драконус обернулся.
– Я уже было засомневался, что она уступит, тоблакай.
