class="p1">Там — своё, и в ус не дуют.
Только главный пидорас,
Охуев от всех прикрас,
Пустит дозу по ноздре.
У него «спокійно все».
На берёзе не повесить,
Хоть давно народ он бесит.
Лариса резко поднялась и взяла Богатырёва за руку. Глядя прямо в глаза, обратилась:
— Володь, у меня есть отличный психолог. Тебе помогут.
— Помогут, Ларис? — словно сразу не понял он. Но отложив гитару, всё же поднялся. — А кто остальным поможет? Мы в эпицентре урагана, ёбаный в рот! Эту бурю невозможно обойти, невозможно объехать или перепрыгнуть. Её можно только пройти насквозь, двигаясь вперёд шаг за шагом. Мы тут жрём сидим и кайфы ловим. А там не выпускают из рук телефоны. Там столько задач и поисков их решений, что порой кажется, будто телефон можно заряжать пальцами. Это при том, что никому нельзя телефоны! Понимаешь, меня? Нельзя! Опасно. Но хули нам те опасности? Мы с ними одно целом. Мы выполняем задачу вопреки.
— Всё выполняют! — ответила Де Лакрузо. — Все на своих местах!
— Лариса, блядь! — стоял на своём Богатырёв. — Нет времени откладывать. У войны нет выходных, обстрелы ждать не будут. Там всё быстрее. И происходит это прямо сейчас! Это ты понимаешь?
Лариса кисло улыбнулась, как пожилой ангел, что давно устал от людей. В глазах только намокло. И едва заметив это, Богатырёва как молнией прошибло. Он подскочил и пошёл в другую комнату. Споткнулся. Застыл. С трудом поймав равновесие, пошёл снова. Медленно, словно ничего не произошло и тело по-прежнему слушается, как и раньше.
Аппетит у всех тут же пропал. Снова тишина. Но уже не лечит.
Боря вздохнул и поднял гитару товарища. А затем сам запел. Ведь есть песни позитивные, а есть те, что нужны тем, кто прошёл через многое.
Мальчики больше не встанут в ряд.
Ушёл стотысячный отряд.
За честь, свободу и новоросскую погоду.
Чтоб тучи стороной прошли
Солдаты смело в бой пошли.
И тем, кто не вернулся в строй,
от их семей протяжный вой.
А тем, кто снова в полк идёт
сегодня небо шлёт почёт.
Сияют воинов ордена.
Идёт война, ползёт война.
Боря сам отложил гитару. Без подсказок. Володя, что застыл в холле на первой же строчке, только сейчас вновь продолжил идти. Заскрипели половицы ламината. Не скрыть тяжёлой поступи.
— Борь… ты общайся с ним, — тихо сказала Лариса за столом. — Ему сейчас это очень нужно.
— Да мы… общаемся, — тихо ответил сантехник.
— Задержись. Не спеши. Просто побудь тут пару дней, если дело терпит. Хорошо? — уточнила она. — Если нужно продать автомобиль прямо сегодня, я сама у тебя его куплю.
— Я понимаю, — кивнул Глобальный, не испытывая какого-то дискомфорта в общении с Богатырёвым и вообще уже не собираясь куда-то спешить.
Просто пока не понимал о чём можно спрашивать, а о чём не стоит. А то ещё ответит в сердцах, выдаст! А ты потом ходи с государственной тайной в долгосрочной памяти как дурак. Сама не выветрится.
«Потом придётся одному спать в ночи. А то не дай бог во сне разговариваешь!» — тут же добавил внутренний голос.
И над столом снова тишина повисла.
Глава 3
В отношении сношений без изменений
Полы грели во всю. При заявленной температуре в 40 градусов на выходе из труб котла, разогреваемого газом, они выдавали 27 градусов по Цельсию в помещении. То общие усреднённые данные по умному дому, судя по термостату. Разброс не превышает один-полтора градуса. А при такой температуре дом хоть из кирпича строй, хоть из блоков, хоть из соломы — всё равно тепло будет и даже жарко. В особенности на втором этаже.
Ещё и коньяк разогрел. Так что единственное, что вскоре всем хотелось, это избавиться от лишней одежды. Но держались. При гостях не принято. Разговоры тоже как-то сами собой стихли, так что в основном кушали. И Боря не мог вспомнить, когда в последний раз так сидел и обжирался за столом. Ведь даже на Новый Год с девчонками ограничились парой салатов и по одному основному блюду на каждый день.
«И семнадцать литров жидкости на троих выпили за пару дней, не считая шампанского», — припомнил внутренний голос.
Вернулся Володя в тельняшке и голубом берете. Присел молча и словно места себе не находил. Вертелся, крутился. Но девушки смотрели на него пристально. И никто не собирался уходить. Столько месяцев ждали. Так теперь куда спешить?
Тогда Богатырёв понял, что он уже немного не тот, что раньше.
«Но ведь ещё и немного — Тот», — добавил его мозг.
Словно стараясь уцепиться за ту нить, что раньше их держала вместе, десантник погладил тельняшку, посчитал полоски и сменил тему. Сам. Без подсказок. Ровно так, как это двадцать лет подряд делали ветераны Великой Отечественной войны за семейным столом, пока День Победы перестал быть просто семейным праздником и стал отмечаться с парадами. А с каждым последующим десятилетием лишь набирал обороты и всё меньше передавая потомкам Суть Торжества Над Самим Злом.
— Ребят, а вы знаете, что первыми тельняшки стали носить не русские моряки, а рыбаки из Бретани, — заговорил первым Владимир. — Поэтому долгое время из называли «бретанские рубахи». То есть по сути они — французские. Многие думают, что в Россию они перешли из Голландии вместе с преображениями Петра Первого. Но это не так. Он как раз взял у голландцев всю форму, кроме тельняшек. Однако, сами матросы охотно щеголяли в них, считая практичными и универсальными. Так что русские матросы по сути сами решили, в чём будут ходить.
— Да? — удивилась Вика. — Интересно. А что означают полоски?
Володя как раз пригубил сок, поэтому Боря взял слово:
— Шац же — морпех. Он чего мне только не рассказывал. Например, твой отец говорил, что чередующиеся бело-синие полоски помогали видеть матроса на фоне парусов любого цвета. Как и в случае падения за борт больше заметен. Практичность на первом месте.
— Вот именно! — воскликнул Богатырёв. — Но есть различия. Так по французскому стандарту, начиная с 1852 года, тельняшка должна была иметь двадцать одну полосу, по числу крупных побед Наполеона. А вот голландцы и англичане носили тельняшки с дюжиной поперечными полосами. По количеству рёбер у человека.
Боря улыбнулся, припоминая и следующее:
— Моряки считали тельняшки оберегом от духов моря.
