Книга Кто боится гендера? - Джудит Батлер

образом, атака на "опасные идеи" - это не только сопротивление потенциалам радикальной демократии, которые вспыхивают даже в худшие времена, но и попытка отменить настоящую реальность в пользу реконструкции и восстановления воображаемого прошлого, где царит гендерная иерархия. Несомненно, с этим было бы легче бороться, если бы противник был заинтересован только в сохранении статус-кво, но проекты реставрации одновременно и более амбициозны, и более разрушительны.

Теория Мангейма, безусловно, устарела. Его взгляды осуждали за идеализм, а также за предположение, что выход за пределы идеологии требует отказа от всех абсолютов. И все же сегодня кажется важным, что он мог представить утопию, способную противостоять силе зарождающейся фашистской идеологии в 1930-е годы. Для Мангейма концептуализация будущего, которое отменит идеологию, предполагала, что такое воображение возможно, даже если его потенциал не может быть полностью определен заранее. Мы можем надеяться, что "нереальные" идеалы, отличные от лакановской версии воображаемого, продолжают возрождаться социальными движениями, борющимися против насилия, социального и экономического неравенства и несправедливости. Такая форма "нереализма" оказывается необходимой для социальных движений, которые отказываются от пути "реальной политики" и достаточно сильны, чтобы выдержать обвинения в пустом идеализме. Действительно, вопрос Мангейма по-прежнему остается нашим: Как контрвоображение может ослабить хватку идеологии, которую демонстрируют те, кто обвиняет гендер в том, что он сам является идеологией? Такой сознательный и коллективный путь неизбежно является идеалистической идеей. Но может ли он стать идеалом, воплощенным общественными движениями, которые в наше время противостоят зарождающемуся фашизму?

Маркс предупреждал, что "мы исходим не из того, что люди говорят, воображают, представляют себе, не из того, как люди рассказывают, думают, воображают, представляют себе, чтобы прийти к людям во плоти. Мы исходим из реальных, действующих людей и на основе их реального жизненного процесса демонстрируем развитие идеологических рефлексов и отголосков этого жизненного процесса" 12 Он пишет далее: "Фантомы, формирующиеся в мозгу человека, также обязательно являются сублиматами его материального жизненного процесса". Другими словами, утверждение, что гендер идеологичен, является его собственным идеологическим образованием, состоящим из собственного набора убеждений, включая "атаку" на фантом, который они принимают за реальный, даже если он возник, можно сказать, из их собственного мозга. Фантом Маркса, таким образом, соотносится с моим понятием "фантом", отраженным Лапланшем. Можно сказать, что атака на семью, которую представляют себе правые, оправдывает их собственную атаку на политику и законы, противостоящие гендерному насилию, гендерным исследованиям, репродуктивным правам, однополым бракам и правам транссексуалов. Если атака идет на них, значит, они защищают себя, свои ценности или свое представление о том, какими должны быть семья, нация, мужчина, женщина и цивилизация. Но может быть и так, что атака, которая, по их мнению, идет на них или просачивается в их культурные миры, уже является проекцией, несущей и отражающей на них усугубленные следы их собственной агрессии. Хотя гендер часто несправедливо карикатуризируется как выдуманная вещь, артефакт, фальшивые новости, ложь, нечто, созданное в языке и живущее только в нем, именно правые критики, похоже, глубоко боятся силы языка. Слово "гендер", очевидно, само по себе накладывает заклятие, и поэтому все, что связано с этим словом, должно быть развеяно.

Эта книга предлагает некоторые аргументы против движения антигендерной идеологии, но это не может быть ее главной целью. Невозможно полностью реконструировать аргументы, используемые движением против гендерной идеологии, потому что они не придерживаются стандартов последовательности или связности. Они собирают и запускают зажигательные заявления, чтобы любыми риторическими средствами победить то, что они считают "гендерной идеологией" или "гендерными исследованиями". Задача состоит не только в том, чтобы разоблачить их уловки с помощью более отточенных аналитических навыков, отследить их стратегии и доказать их неправоту. Задача состоит в том, чтобы помочь создать мир, в котором мы сможем двигаться, дышать и любить без страха перед насилием, с радикальной и несбыточной надеждой на то, что мир больше не будет управляться моральным садизмом, прикрывающимся моралью. Другими словами, ответ должен породить убедительное этическое и политическое видение, которое разоблачает и противостоит жестокости и разрушению, находящимся в обороте. Призрак гендера как разрушительной силы становится квазиморальным алиби для развязывания разрушения против всех тех, кто стремится жить и дышать в свободе. Выступая против антигендерного движения, мы делаем это во имя того, чтобы дышать и жить, не боясь насилия. Это начало этического видения, которое нам сейчас необходимо.

Чтобы противостоять движению антигендерной идеологии, нужны транснациональные коалиции, объединяющие и мобилизующие всех, против кого оно направлено. Междоусобная борьба внутри поля должна превратиться в динамичные и продуктивные разговоры и противостояния, какими бы сложными они ни были, внутри обширного движения, посвященного равенству и справедливости, сохранению и утверждению свобод и полномочий, без которых жизнь немыслима, а политика несправедлива. Коалиции никогда не бывают легкими. Они предполагают антагонистические столкновения и могут быть разрушены междоусобной жестокостью. А там, где конфликты не могут быть разрешены, движения все равно могут двигаться вперед вместе, обращая внимание на общие источники угнетения. Коалиции не требуют взаимной любви; они требуют лишь общего понимания того, что угнетающие силы можно победить, действуя сообща и двигаясь вперед, преодолевая сложные разногласия, не настаивая на их окончательном разрешении.

Однако определение того, как лучше всего подходить к антигендерному движению, представляет собой трудность иного рода. Как страшный и разрушительный фантом, гендер трудно обсуждать. Когда люди выступают за или против него, вопрос о том, чем он на самом деле является или какие значения он должен нести, обычно откладывается в сторону. Но разве мы не должны знать, о чем мы спорим? Часто дебаты против гендера в правых фокусируются на гендерной идентичности, но иногда они фокусируются на гендерном равенстве, а иногда - на гендерном насилии. Когда гендер рассматривается как идентичность, выходящая за рамки привычной бинарности или устанавливаемая через самоидентификацию, страсти обычно разгораются. Некоторым людям нравится считать свой собственный пол не только естественным, но и универсальным: я мужчина точно так же, как и все остальные, и это заложено природой. Независимо от того, присвоен ли людям пол при рождении или принят со временем, они могут по-настоящему любить быть тем полом, которым являются, и отвергать любые попытки нарушить это удовольствие. Они стремятся к тому, чтобы щеголять и праздновать, выражать себя и сообщать о том, кто они есть на самом деле. Никто не должен лишать их этой радости, если только эти люди не настаивают на том, что их радость - единственно возможная. Важно, однако, что многие испытывают страдания, амбивалентность и дезориентацию в рамках существующих категорий, особенно той, к которой они были отнесены при рождении. Они могут быть гендерными, транссексуалами или кем-то еще, и они стремятся