о здешней непечатной лингвистике.
Но я этот невысказанный вопрос проигнорировала. И задала свой:
— Мне надо знать одно: вы замешаны в покушении на… — тут пришлось срочно вспоминать, в чем именно обвиняли герцога, — на его величество или вас подставили?
Мужчина гордо хмыкнул, мотнул головой и закатил глаза к небу. Пантомима вышла вполне выразительная и понятная: бедолага устал доказывать, что он не верблюд. Даже если на самом деле замешан и виновен.
Но чем дальше, тем яснее мне становилось, что это все одна большая подстава.
— Я вам верю. И рассчитываю на вашу помощь и доверие. В пределах разумного, конечно. В свою очередь, обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы снять с вас обвинение. Мне не доставляет удовольствия быть женой государственного преступника.
Герцог скептически поджал губы, долго пристально смотрел мне в глаза, потом вздохнул…
— Кеннет! — Дверь в спальню распахнулась так стремительно, что ударилась о стену. — Живой?!
На пороге воздвигнулся худющий и длиннющий парень в сером клетчатом костюме и странных очках — тонкая золотая оправа, цепочка за уши, одно стекло прозрачное, другое непроницаемо-черное. На голове у него красовался потрясающий цилиндр, графитово-глянцевый, инкрустированный шестеренками из миниатюрных человеческих костей.
Больше всего друг Кена был похож на стимпанковского Паганеля. И прибор, что он выхватил из кармана, тоже смахивал на магомеханическую помесь бинокля и стетоскопа.
На меня он даже не глянул, с порога рванул через всю комнату к кровати и вцепился в болящего обеими руками. Словно хотел пощупать — действительно тот материален или только приснился?
Герцог на него закашлялся, причем так экспрессивно, что Де Бар почти мгновенно опомнился.
— Да-да, друг мой! — торопливо сверкнул он черным стеклом в очках и протер его неизвестно откуда вытащенной замшевой тряпочкой. — Сейчас. Сейчас… Сей… С-с-с… скоты!
Как интересно. На зря я заподозрила, что его окуляры вовсе не просты. Кажется, черное стекло — что-то вроде местного рентгена. Потому что «Паганель» в цилиндре прищурил тот глаз, который был за прозрачным стеклом, и сканировал лежащего Кена непрозрачным. И ругался. Здорово ругался, наш человек!
Только муж, поморщившись, дотянулся и дернул друга за пиджак. А потом повел подбородком в мою сторону, напоминая, что мужчины в комнате не одни.
— Ах да, — опомнился Де Бар. Надо, кстати, узнать, как его имя. — Простите, сударыня. Вы ведь…
— С сегодняшнего дня герцогиня Майбар, — кивнула я. — Не буду вам мешать, господа. Посижу за ширмой, вдруг вам понадобится помощь.
И сама скользнула за расписной шелк — зачем в спальне герцога притаилась эта красивая штуковина явно в азиатском стиле, неизвестно, но сейчас пригодилась. Я подвинула ее к окну, туда же отправился стул. Совсем выходить из комнаты мне не хотелось. Что-то удерживало.
Мужчины как-то странно переглянулись, пока я двигала мебель. Только после этого до меня вдруг дошло: не стоило делать это самой. Наверняка нежная леди из здешних аристократов будет ждать, пока все удобства ей обеспечат кавалеры. А я по старой привычке самостоятельность проявляю… ну да ладно, поздно об этом жалеть.
Сначала за ширмой, где остались мужчины, было слышно только сиплое дыхание герцога и какие-то невнятные хмыки и мычания его друга. Потом последний вдруг натурально зарычал.
Я не выдержала. Ширма была сделана из резных деревянных рам, затянутых расписным шелком и соединенных медными петлями. Щели между рамами были в волос, но через них все равно можно подглядывать.
Неспортивно? Я старая любопытная бабка с опытом следователя. Мне все можно.
Тем более если этот, как его… о, вспомнила имя! Оливия о нем слышала. Гаспар Де Бар. Красиво и в рифму. Так вот, этот Гаспар рычит абсолютно по делу.
Потому что на теле Кена были следы не только от кнута, но и от других пыток. Например, большой ожог на животе, сине-багровые полосы на руках от запястий до самых плеч. Это значит, Кена связывали и подвешивали на дыбе. Сволочи…
Глава 8
Что там особенно зверского Гаспар разглядел через свое стекло сильно ниже талии Кеннета, я уже высматривать не стала. У меня от размеров ожога сердце сжалось.
Все-таки не постороннего человека осматривают, а типа мужа. Мне с ним какое-то время вместе жить под одной крышей и, возможно, консумироваться. К тому же я терпеть не могла такие методы дознания. Это глупо и непрофессионально.
Гаспар между тем окончил осмотр, покосился на ширму и прикрыл пациента одеялом до пояса. Потом полез в саквояж, который принес с собой, и, пока там копался, начал негромко выдавать последние новости:
— Я прилетел только утром и сразу отправился в комитет дознания. Но пока громил канцелярских крыс, пришло известие, что казнь отменили. Причины никто не знал, и у всех было столько разных версий! — судя по смешку, Де Бар пытался пошутить. — Так что я вернулся к себе и закинул в свою сумку все, что могло пригодиться! Поэтому уже был полностью готов, когда ко мне ворвался господин Рокруа. Он так торопился, что даже воспользовался правом сотрудника королевской библиотеки на телепортацию!
Из услышанного я сделала сразу два вывода. У Оливии очень хороший и ответственный брат, но это и так было ясно. А еще тут действительно есть телепортация. Правда, пользоваться ею могут не все, а только те, кто служит в королевских учреждениях.
— Да! Ты не переживай, вещи твои из академии я лично перевезу. — Гаспар плавно сменил тему со сбора собственной сумки к сумкам друга.
— М-м? — вопросительная интонация у Кена получилась очень выразительная. Он беспокойно ерзал в подушках, стараясь умоститься в них поудобнее. И тоже косился в сторону ширмы.
Я ее поставила очень продуманно: возле окна, но плотно зашторенного. А у изголовья кровати Де Бар зажег еще два светильника. Так что мне было прекрасно видно в мою щелочку, а мужчинам меня — нет.
Наверное, поэтому, когда я затихла, они не то чтобы забыли обо мне. Нет. Просто постепенно самую малость расслабились и начали разговаривать несколько свободнее.
А я пожалела, что не догадалась захватить сюда блокнот и карандаш. Очень полезная привычка была во время работы следователем. Пора к ней вернуться. Краткие тезисы, стрелочки по наитию, имена, даты… легче сразу записать, чем по двадцать раз переспрашивать.
— Сам понимаешь, Кеннет, тебя туда уже не пустят. Не теперь, когда ты не оправдан, а лишь помилован благодаря старому обычаю. Там уже новый ректор свои порядки наводит и, кстати, нормально справляется. Я ожидал худшего.
Кашель и недовольное хмыканье из подушек стали громче. И это никак не относилось к голубым
