Появилась женщина. Платиновая блондинка. Темные солнечные очки, тесно облегающее синее платье. Мэтт нахмурился.
Женщина стояла неподвижно. Мэтту показалось, что она не видит объектива камеры, направленного на нее. Объектив двигался вместе с ней. Блеснула вспышка света, это солнечные лучи ворвались в окно.
Женщина подошла к постели, и Мэтт затаил дыхание. Он узнал походку. И то, как она опустилась на постель, тоже показалось знакомым, и эта дразнящая улыбка тоже, и как она приподняла подбородок, скрестила ноги.
Он замер.
Он не обратил внимания. Теперь в объективе оказалось бюро. Затем камера вновь сместилась к постели. Мужчина шел к платиновой блондинке. Мэтт видел его со спины. Красная рубашка, иссиня-черные волосы. Он загораживал спиной женщину. И постель.
В глазах у Мэтта потемнело. Он заморгал, всмотрелся в экранчик. Дисплей начал темнеть. Изображение замигало и пропало. Мэтт остался сидеть за столом, Роланда с любопытством смотрела на него. Все вроде бы по-прежнему, те же фотографии в рамочках на стороне стола, где некогда сидел брат. Но Мэтт был уверен – ну, почти уверен, ведь экранчик совсем крошечный, площадью в дюйм-два, – что женщина в номере отеля, в синем облегающем платье на постели, носит платиновый парик. На самом деле она брюнетка, ее зовут Оливия, и она его жена.
Глава 3
Ньюарк, штат Нью-Джерси
22 июня
Детектив по особо тяжким преступлениям окружной прокуратуры Эссекса Лорен Мьюз сидела в кабинете босса.
– Подожди секунду, – нахмурилась она. – Ты хочешь сказать, что у монахини были грудные имплантаты?
Эд Штейнберг, прокурор округа Эссекс, сидел за столом и потирал круглый живот. Природа наделила его таким телосложением, что со спины нельзя было назвать его толстяком – плоский зад, узкие бедра. Он откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
– Похоже.
– Но смерть вызвана естественной причиной? – спросила Лорен.
– Так мы думали.
– А теперь?
– Я вообще уже давно ничего не думаю, – ответил Штейнберг.
– Ловлю на слове, босс.
– Не получится. – Штейнберг вздохнул и нацепил очки. – Сестра Мэри Роуз, преподавательница социологии в старших классах, была найдена мертвой в своей келье. Ни следов борьбы, ни ран, возраст шестьдесят два года. Очевидно, смерть вызвана естественной причиной – сердечный приступ, удар, что-то в этом роде. Ничего подозрительного.
– Но?
– Но есть тут один момент…
– Я бы сказала – дополнительное обстоятельство…
– Прекрати! Ты меня просто убиваешь.
Лорен вскинула руки:
– Сдаюсь! Не понимаю, зачем я здесь.
– Как получилось, что тебя признают лучшим детективом по особо тяжким в этом… забытом Богом округе?
Лорен скроила смешную гримаску.
– Да, не предполагал, что ты так высоко взлетишь. Ладно. – Штейнберг вновь уставился на листок бумаги. – Эта монахиня преподавала в школе Святой Маргариты. – Он поднял голову.
– И что?
– Ты ведь вроде там училась?
– Скажу опять: и что?
– А то, что мать-настоятельница перешепнулась кое с кем из начальства. И потребовала тебя.
– Мать Катерина?
Он уставился в бумаги.
– Да, именно.
– Да ты шутишь?
– Ничего подобного. Звонила и просила сделать ей одолжение. Хотела, чтобы ты вела это дело.
Лорен покачала головой.
– Вы ведь с ней знакомы?
– С матерью Катериной? Только потому, что меня бесконечно таскали к ней в кабинет.
– Значит, ты была трудным ребенком? – Штейнберг приложил руку к груди. – Я просто в шоке!
– И все равно не понимаю, зачем я ей понадобилась.
– Может, подумала, ты будешь держать рот на замке.
– Я ненавидела это место.
– Почему?
– Ты ведь не ходил в католическую школу, верно?
Он снял со стола табличку со своей фамилией, приподнял, ткнул пальцем.
– Штейнберг, – прочел он по слогам. – Обрати внимание на это «штейн». И на «берг» тоже. Много таких фамилий в церкви?
Лорен кивнула:
– Ладно, все это лирика. Ты мне лучше вот что скажи. Перед кем из прокуроров я должна отчитываться?
– Передо мной.
Она удивилась.
– Непосредственно?
– Непосредственно и только передо мной. И чтобы никто больше ничего не знал. Ясно?
– Да.
– Так ты готова?
– К чему?
– К встрече с матерью Катериной?
– Как прикажешь понимать?
Штейнберг поднялся и обошел стол.
– Она в соседней комнате. Хочет потолковать с тобой наедине.
Когда Лорен Мьюз училась в католической школе Святой Маргариты для девочек, матери Катерине, двенадцати футов ростом, было лет сто, не меньше. Годы согнули, уменьшили ее, лишь к этому и свелся, казалось, процесс старения. При Лорен мать Катерина ходила в полном церковном облачении. Теперь же на ней красовалось ханжески скромное, но менее официозное одеяние. Своего рода клерикальный ответ «банановой» республике, догадалась Лорен.
– Что ж, оставлю вас, – произнес Штейнберг.
Мать Катерина стояла со сложенными руками, словно перед молитвой. Дверь за Штейнбергом затворилась. Женщины молчали. Лорен был знаком этот приемчик. Уж она-то ни за что не заговорит первой.
Выпускница средней школы в Ливингстоне, Лорен Мьюз заслужила репутацию проблемной ученицы, тогда-то ее и отправили в школу Святой Маргариты. В ту пору Лорен была малюткой, ростом не более пяти футов, впрочем, и в последующие годы выросла ненамного. Другие детективы, все мужчины и жуть до чего умные, прозвали ее Шприц.
Детективы. Только дай повод, и они порвут тебя на кусочки. Задразнят, затюкают.
Нельзя сказать, что жизнь Лорен в детстве складывалась трудно. Еще учась в начальной школе, она была девчонкой-сорванцом, эдаким шилом в заднице. Несмотря на малый рост, умела дать отпор любому и скорее умерла бы, чем присоединилась к когорте паинек и отличниц. Отец большую часть жизни проработал в системе автоперевозок. Это был мягкий тихий человек, единственная ошибка в жизни которого заключалась в том, что он полюбил очень красивую женщину.
Семья Мьюз проживала в Ливингстоне, в районе Конвент, слишком престижном для людей с их уровнем доходов. Мать Лорен, ослепительная и требовательная миссис Мьюз, настояла на этом, ведь, черт возьми, она этого заслуживала! Потому что никому, ни единому человеку, не позволено смотреть на Кармен Мьюз сверху вниз.
