— Не о чем тут говорить. И так все понятно, — обиженно бубню.
— Упертая, как отец твой! — пытается зацепить меня, ведь они давно не живут вместе. И с ее стороны это далеко не комплимент, так как папу она ненавидит. — Хочешь, как подруга твоя, одна остаться?
Обидно, что мама так небрежно о Злате отзывается. Не по своей вине она матерью-одиночкой осталась. Во время беременности подруга в отчаянии даже думала двойняшек в роддоме оставить, чтобы им подобрали другую, «достойную» семью. Но на ее пути вовремя встретилась я и переубедила. Теперь мы неразлучны. И помогаем друг другу.
— Злата не одна. У нее два замечательных рыжика! — парирую я. — А у меня Маргаритка. И если она не нужна Антону, то он не нужен нам! — злюсь я.
— У ребенка отец должен быть, не глупи, — спровадив меня, мать сумку в руки впихивает. — И мудрая женщина семью не разрушит, а сохранит.
— Мам, ну, — смеюсь я, — вы же с папой развелись. Где твоя мудрость была?
— А вот это было грубо и обидно, — сводит брови хмуро.
— Прости, мамуль, — обнимаю ее крепко.
— Снежинка, — гладит меня по волосам. — Не горячись. Хотя бы попробуйте поговорить. Мосты сжечь всегда успеешь.
Тяжело вздохнув, киваю обреченно. Впрочем, возможно, мама и права. Что если у нас с Антоном период сложный? Переживем кризис — и будем счастливы, как раньше. И Риту он полюбит…
С такими мыслями я и переступаю порог нашей квартиры. Внутри темно — и только в ванной горит свет. Через пару минут оттуда буквально вываливается Антон. Взъерошенный, красный, как вареный рак.
Хмурюсь, почуяв неладное.
— Антон? — зову вкрадчиво.
— О, какая ты красотка сегодня! — восклицает чересчур радостно, обводит меня взглядом. Но не вызывает ничего, кроме отвращения.
По голосу слышу: он не в духе и «устал». Подходит ко мне вплотную, а я делаю вдох. Тут же закашливаюсь, прикрыв рот ладонью, и прищуриваюсь.
— Вот так ты работал до ночи, да? — бросаю обвиняюще. И в серых глазах мужа загорается недобрый огонь.
Антон нависает надо мной, уперев руки в дверь по обе стороны от меня. Шкаф, а не мужчина. Огромный и… пустой. Дверцами хлопает. Я со своим невысоким ростом чувствую себя рядом с ним букашкой, которую вот-вот раздавят.
Вжимаюсь спиной в деревянное полотно и лямку сумки в руках нервно тереблю. Хочется уйти, но Антон отрезал все пути отступления.
— Отдохнул немного после работы. Имею право, — хоть и спорит, но голос его в этот момент звучит хрипло. — Я же не знал, что дома меня такая краля ждет. Ну что, взяли тебя на работу?
Сглотнув ком в горле, слабо киваю. И не жду поздравлений от мужа. Плевать ему.
Его взгляд скользит по мне. Но мне не льстит внимание мужа. Наоборот, пугает. И вызывает отторжение. Хочется прикрыться, спрятаться — и чтобы меня он не касался.
Разумом я понимаю, что это неправильно. Мы с Антоном женаты. Я должна чувствовать к нему что-то… Но не получается. Давно не получается…
— Антон, отойди, — упираюсь руками в его твердый пресс, но сдвинуть с места этот шкаф я не в силах. — От тебя разит. Мне неприятно, — признаюсь, поморщившись.
Внутренне понимаю, что у меня давно нет любви к мужу. Как на физическом уровне, так и на эмоциональном. Словно он — чужой человек для меня.
— Антон! Я хочу серьезно поговорить с тобой! — прикрикиваю, пытаясь достучаться.
Но в глазах мужа — туман и похоть.
— А я… тебя, — ухмыляется гадко. — Это ты правильно сделала, что мелкую бабке отдала. Пусть там и остается, — окончательно добивает меня словами.
Прищуриваюсь зло и толкаю мужа. Он поддается, шаг назад делает, будто играет со мной. Или делает вид, что послушался, чтобы получить желаемое.
Но я непреклонна. Во мне поднимается буря возмущения. Накопленные обиды выплескиваются наружу, превращаясь в слова.
— Ты говоришь о НАШЕЙ дочери! — всхлипываю я.
— Она не моя дочь. И ты прекрасно это знаешь, — потеряв ко мне интерес, Антон отходит назад. — Скажи спасибо, что я вообще кормлю чужого подкидыша, — выплевывает ядовито и с ненавистью. — Мне она не нужна.
Внутри меня что-то щелкает — и вот я уже не слабовольная жена, что пытается угодить во всем мужу, а, прежде всего, любящая мать, готовая загрызть любого за своего ребенка.
Гормоны, уколы, ЭКО, тяжелая беременность, мучительные роды, операция. Известие о смерти второй малышки.
И единственный смысл жизни — моя Рита.
Картинки прошлого мелькают в сознании, словно в калейдоскопе.
Подкидыш, черт возьми?!
— Ни я, ни Рита не заслуживаем такого пренебрежительного отношения! — кричу сквозь проступившие слезы. — Хватит, Антон! Весь этот год ты делаешь мне больно, — вдыхаю глубоко и… — В конце концов, я не виновата, что ТЫ не можешь иметь детей!
Пытаясь задеть его за живое, я совершаю огромную ошибку. Зажмуриваюсь, когда в мое лицо с размаха влетает кулак. Щеку царапает обручальным кольцом-«антистрессом». Символично. Модная «фишка» не успокоила мужа. Не защитила от стресса. И помогла поставить точку.
От силы удара я впечатываюсь спиной в дверь. И оседаю на пол, прижимая ладонь к горящей скуле.
Не могу поверить, что Антон поднял на меня руку. Но саднящая боль и след на коже подтверждают это.
— Прости, но впредь меньше вякать будешь, — холодно говорит муж и разворачивается, направляясь в кухню. — Мясо замороженное приложи, чтобы синяка не было. А то тебе в офис идти — деньги на мелкую ТВОЮ зарабатывать.
Не знаю, что больнее меня ударило: его кулак или жестокие слова. Заставляю себя подняться на ноги, собраться с духом.
Хватит!
И когда Антон возвращается с куском мяса из морозилки, я распахиваю дверь и сбегаю.
— Ма-ась, не дури! — звучит за спиной его мерзкий голос, но я мчусь со всех ног.
Через некоторое время уже стучусь в квартиру мамы. Она открывает дверь и смотрит на меня недоуменно. Ее удивление сменяется страхом и жалостью, когда я переступаю порог и вхожу в освещенный коридор.
Мать приподнимает мой подбородок пальцами, в лицо вглядывается. Мрачнее тучи становится.
— Что случилось? Напал кто? Полицию вызвать? Антоше позвонить? — суетится она, порывается даже телефон схватить, но я беру ее за руку, останавливая.
— Нет, мам, — пугаюсь своего равнодушного тона. — Я как раз от Антона. Разговор… не заладился, — даже умудряюсь улыбку выдавить.
Устало опираюсь плечом о косяк. Неторопливо скидываю обувь, сминая задники. Бросаю сумку небрежно на пол.
Прислушиваюсь к себе и… ничего.
Мне настолько все равно, что даже слез нет.
