счёт ведут строгий.
— Счастье хочу пытать не на приисках, а самолично, уж больно привлекательное занятие. Кто знает, может, Господь и покажет, где дорогой металл хоронится, может, откроются мне закрома земные.
Ряженцев нахмурился, сидел и размышлял, а как созрело у него мнение, высказался:
— Против ничего не имею, но ведь невозможно оформить на тебя разведку и поиск драгоценного металла, никак невозможно.
— Отчего ж невозможно? — Перваков опешил.
— По статусу не положено, по статусу, мил человек.
— ?.. — Севастьян озадачился и примолк.
— По указу Государеву этаким занятием наделены люди, владеющие своими территориями, аль при аренде на казённых землях иных лиц. Если покажешь мне выписку о владении тобою казённых земель, где собрался заняться поисками золота, и предъявишь бумаги, подтверждающие оплату государственных податей, или межевание какое оформишь, враз твоё дело решим. А так изволь… — Ряженцев вновь прогладил рукой усы и хмыкнул: — Того требует свод уставов казённого управления, нарушить никак нельзя, на то мы и приставлены, чтоб блюсти его наряду и с иными правительственными циркулярами.
Севастьян, услышав много незнакомых слов, доселе не доносившихся до его ушей, и вовсе растерялся. «Выходит, не так всё просто… Где ж и кто мне оформит в собственность или в аренду земли, коли этого требует время длиною в год, а то и в два, да и деньги нужны большие. Одному со своими соболями такое дело не осилить… Видал, на какую бумагу ссылается — аж каким-то сводом уставов размахивает, поди важное Государево указание… А не вводит ли меня в заблуждение, ему все закоулки бумажные знакомы, вот и упражняется над моим неведением?.. Разбери, где правда, а где лукавство… А наседать супротив воли его, так и выставит, а опосля и не подкатишься при нужде какой…»
Исправник, будто читая мысли Севастьяна, продолжал:
— То ж статус надо иметь соответствующий или оформить вид на хозяйство, пройти процедуру в правительственных конторах, произвести в натуре на месте межевание, пошлину оплатить немалую, посильную разве что тому или иному знатному человеку, высокого рода-племени. А ты к ним, как нам ведомо, не относишься, и непосильна тебе ноша этакая. Что у тебя окромя пушнины и грошей малых накоплено, на то разве что с девками недостойного поведения покутить хватит. — Исправник беззлобно рассмеялся, но тут же сменил выражение лица и серьёзным тоном отрезал: — А посему и вопрос твой пока неразрешимый выходит.
— Но ведь люд-то копошится, роют породы, — опомнившись от слов исправника, с осторожностью в голосе не унимался Севастьян, а внутри всё кипело: «Это как же, что ж теперь, коли сословием не вышел и не того рода-племени… Да знал бы ты, исправник, что самородок у меня имеется и откуда взялся, так по другому заговорил бы… Э, нет, не время тебе знать! Эх, да что там…»
— И ты можешь, безусловно, такую работу на себя взвалить, если под каким купцом или барином подпишешься. Всяк в таком деле себе хозяин — иди и батрачь, хоть с весны до белых мух, слова никто супротив не скажет.
«Выходит, стойбище, с которым кочует Хоньикан, платит подати, коли официально на таковых казённых землях оленеводством занимаются, а скорее эти земли им самим принадлежат и они сами по себе хозяева, ведь так Хоньикан говорил — на Жуе, на Хомолхо, возможно, и ещё где. Их стойбище большое, скопом и веник можно переломить, это не я один как тонкий прутик… А на поклон к старосте стойбища идти постыдно — мало того, под носом золото мыть непонятно на каких условиях, а золото откроется, так столбить надобно, а земли-то не мои, а людей приведёшь, а там какой для них прок, только озлобишь тунгусов и свою душу терзать стану? Хоньикан первый меня проклянёт… Податься на прииски и поделиться открытием, так всяко может сложиться — там хозяева народ жжёный, налягут на стойбище, обкрутят, обманут и пустыми всех по миру пустят, а мне разве что рубли малые в горсть сунут, и всё… Так от этих рублей всю жизнь карман будет жечь, и с позором по земле ноги таскать придётся…»
— Где ж найти благодетелей с землями оформленными или с казной богатой, чтоб мне поверили и доверили самому дело такое большое, выгодное вести?
— Хватает таких: одних купцов и чиновников, знатных и разного уровня в России хватает, знать только нужно, к кому и с какой стороны подойти. Можно и чрез их помощников, иных служивых кому свои заботы они решать поручают. На прииски тебе надобно ехать, там и ответ найти должен, разговор поведут, если интерес к тебе проявят. А проявить могут — затухают разработки от малого содержания золота в песках, а иные и вовсе работы свёртывают. — Ряженцев положил обе руки на колени, давая понять собеседнику об окончании беседы. — Послушай меня, совет напоследок дам: зная твою судьбу нелёгкую и удачливость в охотничьих промыслах, так и занимайся этаким ремеслом, в этом у тебя дорожка протоптана. Не такие, как ты, за золотом тянулись и погорели — одни горбатятся за копейки, а иные в земле гниют, где копались. — Ряженцев поднялся со стула и шагнул к Севастьяну. — Так что, Перваков, думай, прежде чем голову в ярмо совать. Ну, а ежели на том твёрдо стоять хочется, так при случае подмогу, замолвлю слово, если кто таковых одержимых искать вздумает, — с этими словами он слегка хлопнул Севастьяна по плечу и выпроводил из конторы, затем вернулся к своему столу и присел за него со словами: — И чего человеку неймётся, сам от дела своего выгодного бежит.
Его помощники, корпевшие над бумагами, на это развели лишь руками.
Севастьян же шёл по дороге домой в подавленном настроении, со смешанными в душе чувствами от услышанных слов исправника, неудовлетворённым и растерянным…
Глава 5
Весна в Олёкминск пришла ранняя, дружная, снег с сопок скатился повсеместно уже во второй половине мая. С приходом тепла оживилась не только растительность, но и весь около двух сотен люд, обустроивший это поселение на реке Лене.
К этому времени прибыло ещё несколько семей из разных губерний, из Тобольской, Омской, Енисейской. Обживаться начали сразу, с русской хваткой — с утра до вечера посильным трудом заготовляли лес для домов, ошкуривали, двуручными пилами распускали на доски, ставили срубы, устраивали крыши. Утеплялись собранным мхом, в округе которого хоть пруд пруди. И слышны были то тут, то там шарканье и звон пил, стук топоров, тесавших древесину, и молотков, забивавших шканты и гвозди.
Местные же жители занимались на земле посадками картофеля, высаживали разную
