— Извините, — говорю, — передайте вашему боссу, что я приболела и не смогу приехать.
— Кристина Витальевна, вам лучше не упрямиться. Давлат Михеевич уже пробил вас. Он знает, на какие цели вам нужны деньги. И рекомендует вам согласиться. Кажется, лечащий врач вашего брата ясно дал вам понять — медлить нельзя, могут начаться необратимые процессы…
Хватаюсь за грудь, потому что становится тяжко дышать. Они бьют по больному. Давят на открытые раны.
Борька.
Какая может быть гордость? Обида? Разочарование? Нужно всё это засунуть в дальний угол и забыть. Брат в приоритете. Он бы делал для меня тоже.
— Хорошо. Я буду, — выдыхаю в трубку, потому что говорить внезапно становится тяжко.
— Это верное решение, — хвалит меня помощник Клепенщука и продолжает: — За вами заедут. Будьте готовы. Оденьтесь понаряднее.
Выдал ЦУ и отключился! Красота!
Ни тебе здрасьте, ни мне прощай. Здорово!
И как же быстро всё выяснили — и имя, и про брата.
Могут же когда захотят!
Грустно хмыкаю и валюсь на подушки.
— Эй, соня! — раздаётся над ухом — нечёсаная и невыспатая Лампа в гневе страшна. — А ну бегом встала! Не прикидывайся мне тут ветошью! Я всё слышала! И ты мне ещё должна рассказать…
— Кому должна — всем прощаю, — говорю и накрываю голову подушкой.
Однако этот комнатный Муссолини отбирает у меня пушистый предмет и грозно сводит идеальные брови:
— Подъём! — гаркает. — Нас ждут великие дела!
— Нас? — уточняю.
— Нас-нас, — кивает. — Я уже поняла, что одну тебя отпускать никуда нельзя. Поэтому поеду с тобой. Буду контролировать. А заодно — хотелось бы узнать, что вообще происходит. Потому что сдаётся мне, что ты, подруга, темнишь.
Может и лучше, что Лампа будет рядом. При ней и Клепенщук станет себя по-другому вести. Я уверена.
Выбираюсь из постели, складываю диван и бреду на кухню готовить нам с Лампой завтрак. Ей нужны витамины и правильное питание. Но где эти самые витамины взять? В нашем холодильнике два шага до состояния «мышь повесилась».
Эх.
Варганю оладушку из остатков ячменной муки. Заливаю кипяток в баночку с мёдом, чтобы увеличить, таким образом, объём сладкой массы. Варю кофе — его тоже жалкие остатки.
Где там наш мужчина с его мамонтом?
Да уж, в таком положении только нос задирать.
Мы жуём в тишине, хотя я всё время боюсь, что она начнёт меня допрашивать.
Но Лампа недаром носит своё имя. Она у нас хоть и доморощенный, но всё-таки Шерлок Холмс.
— Ты с ним спала! — выдаёт после каких-то своих умозаключений.
— Бинго! — не отрицаю я.
— И чего было делать из этого большой-большой секрет? Ты же взрослая девочка. А он, насколько я смогла рассмотреть, слюнопускальный тип. Совет да любовь, как говорится. Чего артачишься?
— Он меня не помнит, — говорю грустно.
— Ой, велика беда! — фыркает она. — Хотя где ж не помнит? Если позвал замуж именно тебя — значит, как раз помнит. И вон — всю подноготную твою выяснил. Здесь другое, подруга.
— Игра? — выдвигаю предположение, хотя и сама знаю.
— Игра, — вздыхает она. — И тебе придётся сыграть вслепую.
Она будет рядом — понимаю по глазам — и от этого легче.
После завтрака занимаемся нарядами. Особенно ворчит Лампа — у неё всё приличное стало мало. В результате она выбирает гламурные розовые спортивные штаны, толстовку мужа и кроссовки. Да ещё и хвост на голове кулёмает кое-как.
Мне проще. Я останавливаю выбор на строгом брючном костюме. Кремовом. Под него идут гладкая причёска и туфли-лодочки.
Таким составом в десять пятнадцать мы выдвигаемся из квартиры.
У подъезда нас уже ждёт машина представительного класса. Как сестра гонщика, я должна разбираться в марках авто, но ни черта в этом не смыслю.
А вот Лампа прицокивает языком со знанием дела:
— Ого-го! Карета подана, принцесса.
Она веселится и паясничает, но ровно до той поры, пока два амбала — одинаковы с лица — не перегораживают нам путь.
— Не велено! — выдают дуэтом. — Только одна.
Со словарным запасом у них, видимо, туго. Слова экономят.
— Я никуда не поеду одна, — заявляю и цепляюсь за руку Лампы.
Та гордо выпячивает живот:
— Ну, давайте, давайте, пинайте беременную женщину! Мешайте ей пройти!
Амбалы натурально бледнеют и, ещё раз бормотнув: «Не велено», но уже не так уверенно, всё-таки открывают дверь и запускают нас обеих в просторный салон.
Потом один втискивается с нами, другой усаживается на пассажирское рядом с водителем.
Тот, что пристраивается возле нас, всё время косится на Лампу и поминутно спрашивает:
— Не давлю?
Да уж, не давит! Только вот занимает места больше, чем мы с Лампой вдвоём.
К офису Клепенщука мы приезжаем спрессованные, как шпроты.
Так же, плечом к плечу, поднимаемся на нужный этаж и входим в нужный кабинет.
Клепенщук сегодня… особенно хорош, гад.
Ему идёт светло-кофейный костюм, галстук в мелкую голубую и коричневую полоску. И бледно-голубая рубашка. В тон глаз.
Мажу по нему взглядом и утыкаюсь в пол.
— О, Кристина Витальевна, — ехидно произносит он, — вы сегодня с группой поддержки! Решили играть по-крупному?
Фыркаю:
— Я не играю.
— Ну что ж, отлично, — он указывает на стул, — тогда, милые дамы, прошу вас ознакомиться с содержимым вот этого документа, — он пускает по столу папку с бумагами, — даже лучше, что вас двое. Ваша подруга, — он делает остановку, давая понять, что не знает имени…
— … Евлампия Сергеевна, — подсказывает моя визави.
— Так вот, Евлампия Сергеевна засвидетельствует, что данный документ вы подписали в здравом уме и трезвой памяти. Без всякого принуждения с моей стороны.
Я сдвигаю ладонь, которой перекрывала название папки, и… Глотаю слова — цензурные и не очень.
— Брачный контракт?
— Да, — подтверждает Клепенщук. — У нас всё серьёзно.
— Но зачем?
Он разводит руками:
— У всех свои цели — вам нужны деньги, мне нужна жена. И чем быстрее — тем лучше. Я и так потерял много времени. А мне необходимо как можно скорее предъявить деду наследника. Пока это не сделали мои кузены.
— Наследника… — поперхаюсь я.
— Да, дорогая Кристина Витальевна, — сегодня он будто выплёвывает в меня моё же имя, — брак только тогда полноценный, когда в нём появляются дети.
