Книга За твоей тенью - Лина Линс

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20

Дверь аварийного выхода не опечатана, кто-то ею уже пользовался. Я поворачиваю ручку, открываю. В магазин заползает свежий и спокойный ветерок.

Прежде чем выйти, достаю из сапога ножницы и вырезаю на двери послание самой себе: «Уходи». Убираю «оружие» и беспрепятственно оказываюсь на улице.

Нужно идти по обратному маршруту автобусов. Рискну добраться до Садовой.

31 декабря, за 3,5 часа до…

Метель покинула Лесную Скверну. Под вечерним небом безмятежно кружатся хлопья снега и блестят в свете фонарей точно праздничная мишура. Лёгкий холодок пощипывает кожу на щеках. До остановки я добираюсь бегом, а дальше сбавляю темп: хвоста за мной нет. На улице поблизости никого не видно, лишь вдалеке сияют огни живого города.

Ветер играет с листовками на фонарных столбах, норовя сорвать да пустить в полёт. Я не обратила бы внимание, но флаеры развешаны под каждым фонарём и привлекают своей однотипностью: на рисунке изображён кустарный карандашный комикс.

В бумажных рамках листовки за квадратным столом сидят две человеческие фигуры в виде палочек и кружочков. На фоне начертано окно с оторванной занавеской в просветах чёрных лучей солнца. Один силуэт, меньше размером и сгорбленный, склонившись над какой-то вещицей, не поднимает головы. Второй наблюдает рядом, понурив плечи.

— Осгравим пожырок на мачилке? — в нарисованном диалоговом облачке спрашивает второй.

Первая фигура бубнит под нос:

— Мем, лам. Лушмарье ацанется со жной.

— Борокая, ну ромалуйжста… — говорит второй человек, но первый ударяет кулаком по столу и перебивает:

— Эцтка петибла ки-ца зиня! Зиня! Я чамжна об цэтом пливнить. Лушмарье ацанется со жной!

На этом и весь комикс.

Я подхожу ближе, присматриваюсь, ничего не понимая. Зачитываю реплики персонажей вслух:

— Осг. Ра-авим. Пожы-ырок? На-ма-чил-ке. И что это значит?

Язык кажется бессмысленным, нелепым, каким-то ломанным, однако… Слова знакомые. Раньше я слышала тот же разговор, но в другом, более привычном виде. Где и когда?

Пытаясь это вспомнить, зависаю перед комиксом. Мой пульс будто замедляется.

Вдруг головы-кружочки поворачиваются и смотрят на меня в ответ.

— Жи ацаешься в Лушмарье, — буквы подсвечиваются изумрудными искрами, скребут фонарный столб и захватывают пространство.

Пульсируя волнами, они пятнают взор, ослепляют, притягивают меня магнитом, окутывают в кокон и погружают в тёплый день, откуда доносится музыка без слов, пахнет пирожными, черничным чаем и весной.

В день, когда всё изменило моё бессилие, и зародились страхи.

Глава 3. Салатовое солнце

21 марта

Круглые столики кофейни пусты. Здесь только я в дальнем углу завариваю чай; и бледный бариста, заправляя под сеточку выбившийся локон, насухо вытирает чистые чашки. Он не смотрит в мою сторону. Я знаю почему и подозреваю, что через десять минут отводить взгляд ему станет сложнее.

Сквозь прозрачные витрины льются лучи света, забираются в кристалл наддверного ловца солнца и радужными каплями растекаются по кремовым стенам. В этих бликах я вижу разноцветные снежинки, конфетти и дождь. Нахожу сходство с антуражем моего «Карманного мира». Улыбаюсь, всё ещё чувствуя на пальцах липкие шуршащие блёстки — всю ночь я обваливала миниатюрные фигурки облаков и погружала в эпоксидный макет.

Натке понравится. Завтра я вручу ей уникальную вещицу, которую нигде не купить. Месяцы кропотливой подготовки и лепки, десятки неудачных попыток детализировать каждый миллиметр, бессонница и пропущенные пары — всё стоит того, чтобы подруга восторженно верещала в свой день рождения. Лишь бы успеть завершить подарок.

С ловца я перевожу взгляд на пузатенький стеклянный чайник, что стоит на моём столе. Заварка парит в кипятке, темнеет, раскрывает аромат черники. В отражении на меня смотрит сонный человек со спутанной косой, понурыми плечами и осанкой-полумесяцем. Я слегка взбалтываю чайник и поднимаю вихрь чаинок, желая смахнуть с поверхности моё лицо.

Дверь кофейни распахивается, запускает свежесть и шум улицы. Заходит круглолицая девушка в салатовой куртке из кожзама, ищет меня взглядом и с порога заявляет так, чтобы слышал весь мир:

— Какой-то придурок обозвал меня женщиной, Тори! Вот честно скажи, я опять поправилась?

— Нет, — я вру, надеваю очки и присматриваюсь, тут же добавив искренности: — Брось, выглядишь свежо, как листья мяты.

Комплимент выходит таким же неудачным, как моё отражение в чайнике. К счастью, Натка не слышит: замечает бариста за стойкой. Он надевает улыбку и приветствует кивком.

— Здравствуй?.. Те, — запинается Натка.

Она краснеет, отворачивается и, стуча каблуками по керамическому полу кофейни, спешит ко мне за столик. Песчаные пружинки волос подпрыгивают от движения и рассыпаются по плечам. Бренчат металлические заклёпки и застёжки на рукавах, куртка переливается жёлто-зелёным сиянием, как полярное небо над Севером. Наталия Соколова — девушка-акцент. Вызов серому городу, яркий самоцвет среди речных камней. Она похожа на абстракцию, а я рядом с ней кажусь призрачной молью.

Натка плюхается напротив, сбрасывает на пол компактный рюкзак и, наклонившись через столик, громко шепчет:

— Не знала, что сегодня работает он!

Последнее слово она выделяет с особым недовольством.

— Твой бывший тоже вряд ли ожидал, что утром в будний день припрёмся мы, — отвечаю в защиту. — Обычно нас приносит вечерами.

Вздохнув, Ната поднимает рюкзак и достаёт зеркало, чтобы поправить лёгкий макияж.

— Сегодня всё не так, — говорит она в процессе. — Проспала, опоздала, оскорбилась, поругалась, скоро на пары ещё пилить, тему курсача выбирать… Хреновый денёк. Что бы ни случилось дальше, позавтракать чем-то сладеньким я успею. Обязана! Торь, будешь пирожное?

— Мне чая хватит.

— Ладно, растолстею одна.

Я наполняю кружку и добавляю ложку сахара, беззвучно помешивая. Поглядываю на бариста, которому предстоит принять заказ Наты. У этой парочки сложные отношения: сначала он её отверг, потом она бросила перчатку и ответила тем же, теперь оба друг друга едва ли терпят, стараясь не пересекаться. А я почему-то

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20