и полез на здоровяка с кулаками. – Я за Юльку тебе пасть порву! Она моя подруга, между прочим!
Сева не стал связываться. Убедившись, что я вполне себе жива, шустро сел в машину и сорвался с места, словно за ним гонится свора бешеных собак, окатив меня и лучшего алкоголика района тучей ледяных брызг. Представляю, как он расскажет Завьялову о том, какие у меня друганы. Нервно хохотнув, я оперлась на нетвердую руку Лелика, заботливо мне поданную, и заковыляла в подъезд. Теперь-то меня точно уволят без выходного пособия как личность неблагонадежную, да и волчий билет выпишут в придачу.
– Где ты шлялась? – услышала я капризный голос мамы из кухни.
Боже, а я еще испугалась, что дверь забыла закрыть и меня ограбили. Уж лучше бы это были маньяки-грабители, подстерегающие одиноких дам и насилующие их с изощрённой жестокостью. Сегодня бы я им обрадовалась гораздо больше, чем маман. А что, и вдоволь, и без греха, как в том старом анекдоте про монахиню. Я нервно улыбнулась и проскользнула в ванную, пока мамуля не вышла мне навстречу. Тогда надругательства маньяков покажутся мне легким, ни к чему не обязывающим флиртом, в сравнении с выколупыванием мозга чайной ложечкой, мастерством которого моя родительница владеет филигранно. И ведь не сбежишь. Некуда. Даже тут Завьялов мне подгадил со своим внеплановым выходным. Ну ничего, завтра я выскажу все, что о нем думаю, и сама уволюсь к чертовой матери. Фиг я буду под его началом работать.
Глава 9
Пахло сырниками. При всем при том, что мама сама ест как птичка и только здоровую пищу, повариха она отменная. Я вот все время удивляюсь, как у нее получается колдовать над сковородой с исходящими ароматом творога и ванили творожничками и ни разу не попробовать даже крошки. Я в поварском деле полный профан, и слава богу – в противном случае давно бы уже не смогла пролезть в дверной проем. Максимум, на который я способна – смешать «Маргариту». От мысли о спиртном к горлу тут же подскочила противная тошнота.
Мама задумчиво стояла у плиты и подозрительно молчала, даже не обратив внимания на мое появление. Странно, я ожидала океан вопросов и закатывание глаз, а тут полнейшее безразличие.
– Знаешь, дочь, когда понимаешь, что все – это конец? – безжизненно произнесла мамуля, переворачивая шикарнейшие оладушки, и мне стало страшно. – Когда он жрет рыбу прямо со сковороды, а тебе все равно, – продолжила родительница и смахнула сырник прямо на пол. Из-под стола с быстротой молнии выскочила собачья лапа, сграбастала вкусняшку, раздалось довольное повизгивание.
– Мама, ты меня пугаешь, – прохрипела я и, к своему стыду, подавилась слюной. Тут у мамы трагедия, а я ни о чем, кроме ее кулинарного шедевра, не могу думать.
– Твой отец – сволочь и скотина, – припечатала маман, театрально приложив руку ко лбу. – Завел себе новую пассию.
Я облегченно вздохнула. Господи, вот уж новость. Да мой папочка в своей жизни максимум пару юбок пропустил, все остальные Леночки, Шурочки и иже с ними непременно оказывались в его постели. «На разок», – ухмылялся неверный муж, а потом покупал дорогое колечко, шубку, сережки и всегда возвращался к любимой, но очень претенциозной и скучной жене, поджав свой разноцветно-павлиний хвост. Папа маму любит до безумия и слегка побаивается.
– Мам, да брось ты, – прочавкала я, наконец, сунув в рот сырник, – папа просто в отрыв ушел. На карачках приползет.
– А я не хочу, – встрепенулась мама и, сузив глаза, наконец, посмотрела на мою подбитую физиономию. – Это что у тебя?! – взвыла она, рассмотрев наспех замазанный бланш, который светился всеми оттенками фиолетового колера даже сквозь толстый слой тональника.
– Производственная травма, – хрюкнула я, проглатывая очередной творожный шедевр.
– Убью! – взревела родительница, хватаясь за телефон. Явно тетушке Захара звонить собралась. Ну все, конец Изольде. – Надо же, а с виду такой порядочный мужчина! За что он тебя? Или просто извращенец?
– Мам, успокойся. Это случайно вышло. – Вот интересно, зачем я его защищаю? Нужно было позволить маман растрепать Завьялова и его противную тетушку в мелкие лоскуты. Пусть бы знал наших.
– Да-а-а? – мама с интересом посмотрела на меня и, усевшись на табуретку, оперлась на стол локтями, подперев подбородок, явно ожидая интересного рассказа. – Расскажи-ка мне, доча, как это можно получить фингал в пол-лица? Знаешь, я начинаю сомневаться, что правильно жила. Может, тоже нужно было, как папуля твой, фейерверк и все такое. И синяки на морде, и мешок удовольствий. Я бы даже садо-мазо попробовала, а то твой отец со мной только миссионерскую позу практикует. Не знаю, может, ему извращений со шлюхами его хватает?.. – мечтательно причмокнула она губами.
– Мама, прошу, избавь меня от подробностей вашей интимной жизни! – взмолилась я, подавившись выпечкой.
Бедная мама. Странно, что до нее раньше не дошла эта истина. Я б на ее месте давно уже отомстила изменщику. Сразу после его чудесного мессенджа «Когда я тарам-парам, это значит мы, а когда тебя – это значит нас». Да, маме стоило бы сделать так, чтоб разок его. Тоже мне мачо местного пошиба.
– Ну и славно, что у вас с Захаром все сладилось, – хмыкнула мама и резво вскочила с табуретки, – значит, теперь можно быть за тебя спокойной.
– Ты куда? – вякнула я ей в спину, задохнувшись шлейфом дорогущих, но очень вонючих духов.
– На развод иду подавать, – крикнула мама уже из коридора.
Я осела на пол от такой новости и чуть не зарыдала. Боже, да что же это такое творится в моей жизни?! Завьялов этот идиотский считает меня недостойной кобылой, которую ему даже оседлать противно, родители под старость лет с ума посходили, последней каплей стал любимый халат, едва запахнувшийся на моих телесах. Я побрела искать давно потерянную трубку домашнего телефона. Мобильник так и остался в сумочке, которую я забыла у противного босса в его хоромах, позорно бежав. «На диету, что ли, сесть?» – мелькнула крамольная мысль.
– А что? Вот только доем мамины сырнички, не пропадать же им, а завтра все – жизнь с чистого листа, – мечтала я, поливая вкуснятину жирными, тридцати трех процентными сливками, смешанными с тонной сахара, рискуя впасть в диабетическую кому.
Маруська вертела своим бубликообразным хвостом, заглядывала мне в глаза, словно говоря «Хозяйка, имей совесть, поделись».
Телефон нашелся быстро. Лежал под Маруськиной лежанкой в шишки разряженный, слегка погрызенный, но вполне пригодный к работе.
– Где тебя черти носят? – зашипела Катька, схватив трубку, словно только и ждала, что я ей позвоню. – Тут такое творится! Завьялов
