дня с нами связались по телефону из дома престарелых, который находился в столице. Витольд объявился там по собственной воле. «Не пошкодил у вас?» – взволнованно спросила бабушка. Девушка на том конце со смехом отвечала, что он лишь просит спокойствия, равенства и бесплатной еды. Так Витольд там и остался. Мы навещали его пару раз, но видели, что компания родственников ему нисколько не интересна.
Возможно он все еще там, в доме престарелых. Какая-никакая, но подсказка. Уже что-то. Чтобы не забыть, я сделал список на листке бумаги с подзаголовком «Операция «Две недели до Радоницы»:
1. Дядя Марчин – дом в Купавах.
2. Тетя Каролина – там же где Марчин.
3. Дедушка Витольд – дом престарелых, Бойков.
4. Брат Матей – неизвестно. Спросить Марчина???
5. Отец Збигнев – ждать информации от Бориса.
6. Стокротка – кто она?
Я вышел из дома и сказал нотариусу, что его можно опечатать. Затем прошел к стойлу. Под деревянным навесом было пусто. Роса не могла выйти сама – я помнил, что запирал ворота на засов. Я присел на корточки. На земле отчетливо выделялись отметки копыт. Вот старый след – это я вел лошадь к загону. А поверх него новые отпечатки. Я проследил их направление: следы вели к калитке и исчезали там, где начинался асфальт. Всю дорогу, параллельно конским следам, шли другие отпечатки, едва различимые на промерзшей весенней земле. Возле забора в почве виднелись глубокие вмятины с отпечатками автомобильных покрышек. Грузовик? Ни нотариус, ни мама ничего не видели. Значит, похититель вывел Росу, пока мы беседовали внутри дома. Кто это мог быть? Первый день в Нагоре загадывал мне одну загадку за другой. И я совершенно от них устал.
Нотариус закончил свою работу и пожелал нам доброго вечера.
– Чуть не забыл, – спохватился и протянул визитку, – Вот мой номер. Звоните, когда соберутся все родственники.
И откланялся. Мама потихоньку курила возле машины. Дима сидел в салоне.
– Плохие новости, – она покачала головой, – Поблизости нет ночлегов. Сплошная агротуристика по бешеным ценам.
– Хм. Я знаю один хороший вариант. Но это на окраине Бойкова.
– Тогда едем. Навигатор найдет путь?
– Должен. К столице ведет одна дорога.
– Скажи, к чему нам морально готовиться. Хотя физически, наверно, тоже.
– Спокойно. Это крутой хостел.
– Хостел… – уронила мама, – Это что, шутка?
Ее реакция была совсем неудивительна для человека, который большую часть жизни прожил в большой квартире в центре Москвы. Мне следовало подумать над выбором слов.
– О нет, какой хостел! – рассмеялся я, – Это уютные покои в деревянной хижине посреди леса. Рядом парк, а там – горы. Приятная девушка на стойке обслуживания. Удобная постель. На логотипе – миленький песик. А самое главное – демократичная цена!
– Тогда чего же мы ждем?! – вскричала мама, распахнув дверь в машине.
И мы поехали ночевать в «Джинжер паппи».
Глава вторая. Хостел «Джинжер паппи»
Признаться, работать я не люблю. Ну, так чтобы в офисе, на амбициозного начальника-бизнесмена, восемь на пять – то, что я делал последние несколько лет. Климат на последней московской работе был болезненный: у коллег взгляды насуплены, спины сгорблены, шеи напряжены – все сосредоточенно смотрят в мониторы. Тоскливо было. Я тоже смотрел в монитор, но видел белесую мглу, сквозь которую проступали горные вершины, а под ней – макушки елей. Мне чудился запах творожного пирога с вишней.
Я вспоминал, как два лета подряд я работал в единственном в Нагоре хостеле под названием «Джинжер Паппи». Он располагался на окраине столицы, Бойкова, прямо напротив входа в народный парк. Владельцем был англичанин, которого мы видели раз в месяц: он постоянно был в разъездах и управлял делами по телефону. «Итс Джим. Хелоу, хау из ит гоуин!» бывало слышал я в трубку неизменно жизнерадостный голос. Я на калеченом английском бормотал что-то в ответ. Джим прерывал на последнем слове радостным воплем: «Окей, грейт! Си ю сун!». Лучше, когда трубку поднимала Лори: она могла говорить с хозяином часами, пока я заселял гостей и показывал им интересные места на карте. Лори не умела ни по-нагорски, ни по-русски, и мы дополняли друг друга. Она встречала англичан, американцев и австралийцев, а я – братьев-славян. Работы у нее было больше: Нагора для западноевропейцев значила «как в Альпах, но дешевле». Свободных мест не было в течение всего сезона.
В конце дня, когда ноги уже не держали после уборки комнат и стирки простыней, мы с Лори выползали на террасу и роняли себя на лавку-качельки. Вокруг тихо шумели качаемые ветром ели. Нас овевала приятная прохлада. Тогда Лори кричала: «Итс чизкейк тайм!» – и мы шли в цукерню «У Метка». Лори была без ума от их творожного пирога с вишней. Обычно мы брали из жестяной коробки, служившей у нас кассой, большую купюру (Джим поощрял такие вещи), покупали целый пирог и угощали всех гостей.
Садились за большим столом в гостином зале, будто у кого-то день рождения, и быстро уплетали сладость. А потом болтали до часу ночи. Вечеринкой это было не назвать: в «Джинжер Паппи» вообще никто не тусил, так чтобы с алкоголем и до упаду. Горы манили сюда совсем другой тип туристов – с огнем в глазах и большими рюкзаками на плечах. Помню, после долгой-долгой вылазки на «Трех братьев» я на себе испытал то ощущение, когда под вечер, из последних сил переступая ногами, пришел в уютный лесной домик, где играла приятная тихая музыка и упал с чашкой горячего шоколада в мягкое кресло. Больше ничего от жизни было не надо: просто оставьте меня здесь навсегда. Замечательное было время.
– Андрей, как точно зовется это место?
Вопрос мамы вырвал меня из воспоминаний. Пока Дима вел авто, она просматривала «Трип Адвайзор» в телефоне.
– Да мы уже на месте. Свернуть надо… – я старался разглядеть хоть что-нибудь в темноте сумерек за окном. Наконец мелькнула знакомая картинка – щенок с языком наружу, – Здесь!
Без указателя хостел найти было очень трудно. Джим выкупил охотничью хижину из бревен, построенную венграми в начале XX века. Домик стоял в лесу на холме недалеко от дороги, но тропинка к нему заросла. Когда я там работал, нанятые Джимом дровосеки долго расчищали путь: машина к хостелу проехать не могла, и народ шел пешком через лес от самой автострады. Прошло больше шести лет, и я надеялся на гладкий асфальт и фонари. Не-а. Мы катились по редким кучкам гравия и проваливались в ямы. Под колесами трещали шишки, а по стеклу
