тот же день она вновь пишет Н. А.: «Я видела американца из Союза Христианской Молодежи и была глубоко заинтересована тем, что он мне рассказывал про наших пленных там и их здесь. Посылаю тебе его письмо, которое он собирается напечатать и распространить в Германии (и фотографии, на которых изображены наши военнопленные бараки). Он намерен докладывать только о хорошем с обеих сторон и не говорить о дурном и надеется таким образом заставить обе стороны работать одинаково гуманно». По Чернову, за те часы, которые протекли между двумя письмами, отправленными в один и тот же день, таинственный американец успел побывать в Германии, прислать А. Ф. письмо и одновременно письма от Макса и Вики! Вся эта фантастика вытекла из того, что в том же вечернем письме от 25 июня А. Ф. сообщала: «Сегодня вечером я получила письмо от Вики, которое посылаю тебе вместе с письмом Макса… Я дала знать тому американцу, который уезжает завтра в Германию, что я желаю, чтобы он повидал Макса, передал ему эти бумаги и рассказал бы ему обо всем, чтобы изменить их ложное мнение относительно нашего обращения с военнопленными». Дело действительно касалось обращения с военнопленными, так как в Германию дошло какое-то объявление, что в ответ на немецкие жестокости будут расстреливать 10 человек из захваченных на месте преступления, «где откроется, что мучили человека». А. Ф. обращала внимание на то, что в «бумаге», присланной от Вики, «все переврано» – там говорилось о расстреле первых десяти немецких пленных – «твоя мысль была совсем не та».
Но самую удивительную операцию с письмом Чернов произвел при изложении пути его пересылки: «Они послали письмо Ане через шведов (автор делает примечание – Густав V), а не через фрейлину (т. e. ту же Васильчикову)». Каждому должна бросаться в глаза несуразица: как могли «американец», «Макс и Вики» 25 июня пересылать письма через Васильчикову? На деле в письме значится, что родственные письма были направлены «Ане через одного шведа – нарочно ей, а не фрейлине – никто не должен об этом знать». Совершенно очевидно, что под фрейлиной, находящейся в Петербурге, не может подразумеваться берлинская Васильчикова…
3. Посланец датского короля
Продолжим обозрение тех перспектив сепаратного мира, которые раскрывали перед русской властью эмиссары, прибывшие из-за кордона. 9 июля, по ходатайству датского посланника, Николай II принял датчанина Андерсена, который был, – отмечает «дневник» министра ин. д., – «давно известен Государю, будучи в близких отношениях ко всему датскому королевскому дому». Андерсен посетил и вдовствующую Императрицу, которая записала в свой дневник 9 июля: был «мой милый Андерсен. Он находит, что надо заключить мир». Андерсен был «лично знаком» и имп. Вильгельму и в прежнее время считался сторонником Германии13. В изложении «дневника» министра ин. д., со слов Сазонова, которому Царь рассказал содержание своей беседы с Андерсеном, последняя носила скорее информационный характер. Андерсен, привезший письмо от датского короля с просьбой выслушать устный доклад подателя письма, рассказал, что он недавно посетил Германию, был принят Вильгельмом и виделся неоднократно с Бетман-Гольвегом и фон Яговым. По настроению своему немцы, характеризовал Андерсен, делятся на два разряда: одни следуют примеру Императора, находящегося под сильным влиянием адм. Тирпица, опьянены военными успехами последних месяцев и полны надежд на «неограниченное торжество» Германии; другие, к которым принадлежат канцлер и министра ин. д., опасаются, что Германия не выдержит крайнего напряжения и поэтому стоят за скорейшее заключение мира, причем одни (большинство) мечтают о заключении отдельного мира с Россией, другие находят более выгодным сойтись с Великобританией.
Доклад Андерсена не ограничился устной информацией, он передал Царю письменное «резюме» бесед, которые он имел с Вильгельмом и рейхсканцлером, – резюме, которое не оставляет сомнения в том, что Андерсен являлся не столько информатором, сколько посредником, ставившим задачей своей предложить обеим сторонам «услуги» Христиана X «для дела общего мира». «Продолжая мои прежние усилия и согласно желанию Е. В. (датского короля), я прибыл в Берлин 16 марта (н. ст.), – начинает свою записку Андерсен. – Передав Императору приветствие датского короля, я коротко изложил чувства, которые побудили Е. В. предложить свои услуги в интересах мира… Е. В., находясь в дружеских отношениях с императором, является близким родственником русского императора и английского короля. Этот факт… достаточно оправдывает его выступление с предложением посредничества… Император сказал… (что) он охотно выслушает всякое предложение, которое они (враги) пожелали бы представить ему через датского короля. Он прекрасно знает, что король не может быть заинтересованным в сепаратном мире… что лучшая дорога к миру пролегает через доброе сердце Царя… впрочем, он не имеет возражений против того, чтобы начала Англия… Но грядущий мир должен быть миром длительным, заключенным на базисе, достойном германского народа и принесенных им жертв…»
Надо думать, что берлинская и петербургская беседы носили характер предварительного зондирования и только. Никакого вопроса о сепаратном мире России с Центральными Державами не ставилось, как утверждает австрийский министр Буриан, будто бы хорошо осведомленный о миссии Андерсена. К числу произвольных утверждений этого мемуариста следует отнести его сообщение, что Андерсен дважды посетил Петербург и что если в первый раз (непосредственно после беседы с Вильгельмом) Царь отверг всякую мысль о сепаратном мире, то во второй раз (в июле) Андерсен, хотя его миссия осталась безрезультатной по-прежнему, заметил «меньшую враждебность» в отношении Германии. Семенникову представляется «вероятным», что датский король принял на себя посредничество «если не по просьбе, то хотя бы с согласия Романовых». Из каких данных вытекает это «вероятно»?
4. Банковские пацифисты
Гораздо более определенный характер, нежели миссия нейтрального третчика, носило почти одновременно с ней выступление в порядке частном, но не секретном, в Стокгольме б. директора Deutsche Bank Монквица. «В разговоре с одним русским, коему, очевидно, поручено было мне это передать, – телеграфировал Неклюдов Сазонову 7 июля, – директор упомянутого банка высказал горячее желание берлинских правительственных кругов добиваться отдельного мира с Россией. Во всей Германии чувствуется-де бесцельная борьба с восточной соседкой, против которой якобы не питают никакой злобы; Германия готова была бы предложить России для замирения то, что издавна составляло историческую нашу цель, а именно Константинополь и проливы, вознаградив Турцию Египтом». «То же лицо14, – телеграфировал Неклюдов через неделю, – вызванное Монквицем в Мальмэ, передало мне
