ложь. Я не думала, что он настолько привыкнет к Максу, что сможет все почувствовать.
Я стояла с открытым ртом и слезы катились по моим щекам, и я не знала, что ответить, ведь этот маленький человечек говорил правду. Как он мог догадаться обо всем? Для меня это была загадка.
Максимка увидел мой растерянный вид и после всех этих слов, он выбежал из квартиры.
— Максим! Стой, куда же ты? — крикнула я и как можно скорее побежала за ним.
Но было уже поздно, выбежав из подъезда, я лишь услышала звук тормозов, оглушивший меня, и Масечку, который лежал неподвижно на асфальте.
— Нет! — крикнула я и кинулась к нему, взяв сына на руки, я горько зарыдала.
Все рухнуло в один миг. Все прервалось.
Макс
Ночь прошла, а я так и не смог сомкнуть глаз после разговора с Викой. Зачем она это делает? Не верю я, я просто не верю, что она так легко смогла забыть о том, что было между нами. Почему у нее такая реакция, когда я общаюсь с ее сыном? Что плохого в нашем общении? А я ведь полюбил его, словно родного. Я даже забываю о том, что он сын Леши. А может Вика перепутала и Максим — мой сын? Какое это имеет сейчас отношение? Ведь я их должен оставить в покое. Забыть про них. Забыть о них навсегда, как бы мне не было от этого мучительно больно. Лучший лекарь — это работа. Надо окунуться в работу. Пойду, попрошусь на эфир.
С этими мыслями я, приняв душ и быстро позавтракав, оделся и отправился в «Останкино» на очередной эфир.
Вика
Я сидела и молилась, глядя в белоснежный потолок в больнице, где постоянно бегали туда-сюда врачи и медсестры в халатах. Я ждала, ждала и мучилась от неизведанного. Сердце мое, как будто остановилось, после увиденного, что случилось с сынишкой. Боль меня пожирала изнутри. Слезы уже не текли, потому что уже больше не было слез. Я просто сидела, молилась и ждала.
Внезапно вышел врач:
— Доктор! Как он? — спрашивала я еле слышно.
Доктор, тяжело вздохнув и посмотрев на меня, ответил:
— Мальчику срочно нужно переливание крови.
— Давайте я. Я готова хоть сейчас.
— У вас какая группа крови?
— Вторая.
— А у мальчика четвертая и резус-отрицательный. Это очень редкая группа крови.
Я была в смятении и не знала, что делать.
— Должно быть у отца ребенка такая же группа крови.
— Мы с ним в плохих отношениях. А, нельзя донора взять кого-нибудь? — неожиданно я спросила, боясь обратиться к Максиму.
— Послушайте, девушка на это уйдет время. А нам его нельзя терять. Речь идет о жизни вашего ребенка. Забудьте свои обиды и обратитесь к отцу ребенка — это лучшее, что вы можете сделать — сказал он и снова скрылся за дверью.
Делать нечего, ради сына я готова пойти на это. Я взяла телефон и судорожно стала набирать знакомый номер Максима. Гудки, а потом я услышала до боли родной голос:
— Алло, Макс!
— Вика! — услышала я знакомый в трубке голос.
— Макс! Какая у тебя группа крови? — спросила я едва сдерживая слезы.
— Четвертая отрицательная, а что?
Эти слова для меня зазвучали, как трель соловья.
— Макс! — расплакалась я от счастья.
— Вик, послушай, меня вызывают на эфир. Давай потом поговорим?
— Макс! Наш сын — а в ответ были гудки.
Бросив телефон в сумку, я выскочила из больницы и взяв такси поехала в «Останкино». В тот момент я не знала, что буду ему говорить, но я знала одно, что придется ему сказать правду. Он должен спасти нашего сына. Нам нельзя терять время.
Макс
Странно. Позвонила, спросила про кровь? К чему бы это? Все-таки странная она стала. Изменилась она — думал я, когда шел в студию. Эх, жаль нам не дали поговорить. Работа. Я сел на диван и как обычно со своей дежурной улыбкой (хотя на душе было погано и тоскливо) стал представлять своих гостей.
Вика
Я бежала сломя голову, не замечая, какое это красивое место, где работает Максим. Столько кабинетов, столько студий, я нашла табличку на двери с надписью его программы. Вот она эта заветная дверь, куда я должна попасть. Но не тут-то было, меня остановил охранник и сказал, что эфир уже начался и я опоздала. Я слезно просила его, умоляла попасть к Ворошилову на это шоу:
— Пожалуйста, пустите меня к нему. Речь идет о жизни ребенка. Я вас очень прошу — но в ответ мне было мотание головой в знак отказа. Казалось, этого железного человека ничем не проймешь.
Я решилась на последний шанс. Стерев с лица слезы, я достала кошелек и вытащила все свои деньги, забывая о том, как я потом поеду обратно в больницу.
— Вот, пожалуйста, возьмите все деньги, но только пустите меня на этот чертов эфир! — кричала я.
Он посмотрел на меня, а потом на пачку купюр, а их было немало.
— Ладно — процедил сквозь зубы он — Но об этом никому не слова. Сейчас ему передам, что новая гостья в студии появится.
— Спасибо — улыбнулась я.
В тот момент, когда я шла по коридору я даже не знала, что буду говорить. Я знала одно, что я должна попасть на этот эфир именно сегодня, именно сейчас. Я никогда не любила камеры и всегда стеснялась вспышки прожекторов, софитов, но я должна была перебороть в себе эту стеснительность и я, глубоко вздохнув, открыла дверь и шла по направлению к Максиму.
Я увидела взволнованный, потерянный взгляд Максима и села на диван.
Макс
Как только мне сказали в наушник, что сейчас появится новая гостья в студии. Я подумал, это чья-то протеже, но, когда я услышал ее имя и фамилию я был шокирован и очень удивлен. Зачем она пришла на эфир? Она посмотрела на меня, села спокойно на диван. Я, как ведущий не должен был показывать, что я знаком с ней и старался вести себя, как можно нейтральнее. Старался не смотреть в ее печальные глаза, хотя я все также заглядывался на нее. Я внушал себе, что это эфир и вести себя нужно спокойней. Я сдерживался изо всех сил, а она все это время рассказывала историю, не называя моего имени.
— Здравствуйте! — сказала она, сглатывая комок в горле — Максим, я хочу Вам рассказать одну историю.
— Я вас слушаю, Виктория.
— Пять лет назад я познакомилась с одним человеком, его звали Максим. Я его очень полюбила,
