подробно. Роскошь, в которой живут кланы, компенсируется строгими правилами их евгенической программы, и нарушить ее — это, пожалуй, единственный проступок, который карается вылетом из клана без исключений. Даже если речь идет о любимой дочурке их лучшей всадницы. Единственное, в чем ей пошли на уступки — это не выбросили на улицу, а как-то пристроили.
Ну вот, мои саркастические предположения оправдались — брак отца и матери состоялся недобровольно. Разве что вместо дула пистолета выступил выгодный контракт, но все равно — шантаж. Жаль, за эту неделю я как-то уже привык к мысли, что у меня есть отец, и конкретно этот экземпляр не вызывал отторжения.
— Я знал, что я не твой? — короткого времени осмотра кабинета хватило понять, что Лосяцкий не считал Масюню чужим. На половине фотографий, развешанных по стенам или стоящих на полках, молодая версия сидящего рядом мужчины держала на руках или плечах мальчишку, и постановочными снимки не выглядели. С удочками — одинаково возмущаются в объектив, вероятно несвоевременным окриком фотографа, чуть постарше — где-то в парке развлечений — рот до ушей у обоих. Хватало и других моментов с дочерьми, с женами: с мамой Яной за кульманами, с мамой Ритой на пляже, с девчонками на прогулках. Не было только с мамой Варей. Точнее висел один общий семейный снимок, но там мать стояла вроде бы и со всеми, но если присмотреться, то наособицу, словно отмежевываясь от остальных.
— У нас с твоей матерью был договор: если искры в твоей крови так и не проявят себя, а такое запросто могло случиться, то мы ничего тебе не говорим. Проявят — на ее усмотрение. До четырнадцати лет, когда эта чертова ежегодная проверка вдруг показала наличие искр, все было нормально! — отец стукнул по подлокотнику кулаком, нервно вскакивая, — Если бы я был тогда дома! Я бы, может, и уговорил Варвару повременить или даже вообще молчать и дальше! Вряд ли, конечно, но мог бы!
— Почему?..
— Потому что ты был моим сыном! Ни чьим-то еще, ни даже Вариным — не много она с тобой возилась, если между нами! Моим!!!
— Я понял, — за Масюниного отца стало обидно, дальнейший рассказ стал кристально ясен: переходный возраст, мамины амбиции…
— Я приехал, а ты как с цепи сорвался. Шелеховы то, Шелеховы сё! Тьфу, слушать противно было!!! — выругался Лосяцкий-старший. — Забросил рисование, занялся всякой йогой-шмогой. Мы с тобой только и делали, что ругались.
— А почему ты был против?
— Начистоту⁈ — все еще на взводе спросил собеседник.
— Конечно!
— Как ты себе свою дальнейшую жизнь в клане представлял?
— Как бы ни представлял — не помню, поэтому и спрашиваю.
— Сто пятьдесят искр — это минимальный порог, с которым можно к ним обратиться в их училище оруженосцев. Да-да, — на мои приподнятые брови уточнил он. — Так и называется — оруженосцы. А если по-русски и по-мужски — трахатели. Хорошая профессия, интересная и нужная, — едко обозначил он свое отношение, — Но я тебя разочарую — «элитные осеменители», с которыми хоть как-то считаются, начинаются с двухсот пятидесяти, а то и с трехсот искр. И даже если ты вдруг приглянешься любой из всадниц, всаживать ты ей сможешь сколько угодно, зато вдувать ей кроме тебя будет кто-то другой, тебя же отдадут на размножение девкам попроще! Вполне возможно, даже нет — скорее всего! — у тебя будут дети. Которые станут пушечным мясом, ведь возиться так, как с всадницами, с ними никто не будет. А хоть бы и всадницы! Их средняя продолжительность жизни — сорок два года! Я понимаю — сами клановые, для них это норма, они другой жизни не знают, но ты, который воспитывался в нормальной семье⁈ Неужели за свое сиюминутное удовольствие ездить на «Победе» не сотой, а сто десятой модели, ты готов расплачиваться своими детьми⁈
— Э-э-э…
— Мать, наверное, тебе не так все расписывала? Долг мужчины и все такое?
— Никак. Не забывай, моя новая жизнь началась семь дней назад. Ровно семь дней я и помню. Почему ты не объяснил мне всё раньше?
Прекративший метаться по кабинету отец устало сел обратно в кресло.
— Пытался, много раз пытался! И иногда казалось, что удавалось достучаться. Но только я за порог, как Варька приседала тебе на уши, и лыко-мочало, начинай все сначала! В конце концов, я даже пошел на подлог — от твоего имени отправил твои документы в военкомат. Ты в курсе, что как обладатель больше ста искр, не обязан служить?
— Понятия не имею, если честно, — кажется, мы плавно подходим к теме «пацифиста», которую все мамашки упорно замалчивали.
— До ста искр за одаренность не считается — у каждого второго есть. Военнообязанные все — и девушки, и парни. Свыше ста — можно отслужить альтернативно — на гражданке или в кланах, тем самым оруженосцем-членоносцем. Только кланам ниже ста пятидесяти почти неинтересно брать — редко кто из таких к ним попадает, но тебя из-за матери Шелеховы взяли бы. И если армия — это всего лишь на два года, да обязанность в банк спермы свое добро два раза в месяц сдавать, то кланы, они хитрее — затягивают. Оглянуться не успеешь, а уже весь с потрохами им принадлежишь. Психологи у них — дай боже! Ну и роскошь, конечно, развращает. Только когда заманивают, изящно опускают, что личного имущества у кланового — с гулькин хрен, перечень допустимого, по-моему, пунктов сто насчитывает. Твою мать мне всего с одной сумкой отдали.
— А приданое? Мама Яна что-то говорила…
— Приданым заключенный контракт и последующая раскрутка стали, ну и теща, пока ты маленький был, подбрасывала на распашонки, всё же не последний человек в клане, на нее не все правила распространялись. Умная, кстати, женщина, жаль, Варька не в нее, — отец подавленно замолчал.
— Так что там с армией? — рискнул я прервать его душевные терзания.
— Пойми меня правильно: я против Шелеховых, что муха против слона. Но я считал: сходишь в армию, вырвешься из-под материнской опеки, по-другому смотреть на мир станешь. Там тоже промывать мозги умеют. Не вышло. Все предусмотрел, но того, что ты добровольно потравишься, чтобы только не идти, — мне такое и в страшном сне присниться не могло!
— А теперь?
— А теперь у тебя «язва»! К строевой не годен! — отец весомыми кавычками дал понять все, что имел на душе по поводу моей «язвы». — Документы из военкомата вернулись. Радуйся, в училище ты зачислен! Первого сентября обязан явиться!
— С амнезией?..
— Я, по-моему, ясно тебе перспективы обрисовал? По большому счету, туда только то, что между ног, и три раза
