– с моноклем, как на знаменитом фото. Михаил Афанасьевич разлепил узкие губы и сказал: “Hktaonosi heloke soromš aslaš”, и иронически покосился на меня, поблескивая стеклышком в глазу. Польщенный, я возразил: «Думаю, это надо говорить с другой интонацией, на манер: «Слава Украине! – Героям слава!» – ну, вы знаете. То есть: “Hktaonosi heloke!” – “Soromš aslaš!”» «Вот как? – улыбнулся классик. – А может быть, если мы перешли на мову, то имеем дело с двумя сторонами одного умозаключения, вроде: «Гэрои нэ вмырають. Боягузы нэ живуть»? Хотя на самом-то деле и гэрои вмырають, и боягузы живуть. А версия пароль-отзыв вас не устраивает?» «Пароль для чего?» «Ну, для этого, “hktaonosi heloke”. Очевидная эта мысль поразила меня. «Вы имеете ввиду пропуск в ад?» Булгаков внимательно посмотрел на меня и ответил: «Туда не надобно пропуска. Их требуют в другом месте. Однако нужен пароль, если хочешь попасть раньше времени».
На этих словах его я проснулся. Господи, приснится же такое!
Я сел на кровати. Девушка из оргкомитета не звонила, значит, делегаты так и не нашлись. Поеду в местное управление культуры и науки, проводящее конференцию, решил я. Пусть они скажут, чем мне здесь заниматься. А то местные чекисты заставят меня искать вместе с ними совершенно незнакомых мне людей.
В лифте я столкнулся с парнем-вратарем, которого не признавали игроком. Обрадовавшись, я спросил у него:
– Вы меня помните? Мы вчера стояли рядом на ресепшене.
Парень как-то дернулся. Может, ему было неприятно, что я стал свидетелем его статусной дискриминации?
– Там еще были ученые, целая толпа. Помните их?
Вратарь что-то буркнул, отводя глаза.
– Сегодня мне говорят, что они не регистрировались в отеле. Но ведь они регистрировались, не правда ли, вы видели?
– Ничего я не видел! – вдруг выпалил он.
– Как же так? – поразился я. – Невозможно не видеть – я ведь вас видел и запомнил. Неужели у вас, такого молодого человека, память слабее моей?
Парень покраснел и отвернулся.
– Слушайте, – выдавил он из себя, – не путайте меня в это дело, а?
– Да что за дело-то? И дела никакого нет. Просто…
– Не знаю. Приходил капитан и сказал не сообщать никому ничего про вчера. А то будут неприятности. Мне оно надо?
Лифт остановился, двери распахнулись. Вратарь-неигрок быстренько смылся. Я стоял в холле в задумчивости, неприятно пораженный. Хотя «неприятно» – не то слово. Капитан Ротов заставляет молчать свидетелей? Что это? Тут открылись двери соседнего лифта, и из него выскочил мужчина, бросивший на меня быстрый взгляд. Был он в таком же обтягивающем костюмчике не по размеру, как Ротов, только не так кривоног и без усов. Ага, это «присматривающий сотрудник», которого я якобы не увижу. Они что, все в одинаковом «прикиде», словно команда агента Смита из «Матрицы»?
Попросив на ресепшене вызвать мне такси, я вышел на улицу. В какой переплет я попал? Неужели ФСБ на самом деле известно, что случилось с этрускологами, но они всеми силами пытаются это скрыть? Отсюда – «исчезновение» вчерашних портье, координатора, угрозы футболистам? Но что такое совершенно невообразимое могло случиться, чтобы маскировать пропажу пятидесяти человек? Я стал припоминать своих соседей по автобусу, помимо героического Кирова. Все они категорически не походили людей, с которыми «что-то случается». Обычные благонамеренные научные клерки. Даже какой-то творческой сумасшедшинки я ни в ком не заметил. Другое дело писатели – вечно поддатые, склонные поскандалить. А эти? Может быть, они «слишком много знали», как говорят в детективах? Но что, скажите на милость? Какой такой «инфой» могут владеть этрускологи? О чем? Как бы там ни было, ситуация диаметрально поменялась: из необходимого свидетеля я превращался в нежелательного. И еще неизвестно, насколько нежелательного. Мне бы, по-хорошему, после разговора с запасным вратарем линять отсюда надо, прямиком в аэропорт, но тогда, если меня сцапают, я точно окажусь крайним. Бежал – значит, виноват.
Когда я подошел к дверце прибывшего такси, сзади меня вдруг материализовался «смотрящий».
– Вы не возьмете меня? – тихо поинтересовался он, дотронувшись до моей спины.
Я даже рот разинул от удивления.
– Всё равно ведь цена будет одинаковая – что за одного, что за двоих, – примирительно сказал он.
Я начал кое-что понимать.
– Денег вам на такси, я вижу, не выделяют. О служебном автотранспорте уже не упоминаю.
Тот развел руками.
– Ну, садитесь. Вас как зовут хоть?
– Зовите Григорием.
– Ну, а я Борис.
– Да я знаю.
– Ну, конечно, вам положено. Только учтите, всё время я вас на такси катать не буду. Не из вредности, а потому что мне-то на такси тоже денег не выделяли. И, хоть оно здесь дешево, не наездишься.
– На общественном транспорте будем ездить, – жизнерадостно сказал курносый Григорий.
«И снова за мой счет?» – хотел спросить я, но сдержался. Нет, это не местные чекисты похитили ученых. Они не смогли бы арендовать для них отдельный автобус. Пришлось бы везти в тайное узилище в муниципальном. И заставить их купить билеты. Я с неудовольствием отметил, что, начав шутить сам с собой, никак не могу остановиться. Ничем кроме полной растерянности это было объяснить нельзя. До шуток ли тут? Один знакомый директор издательства начинал смеяться и почесывать в паху, как только речь заходила о самом для него чувствительном – деньгах. Так и из меня бьет фонтан сомнительного остроумия, как вспомню о пропавших этрускологах.
Управление науки и культуры (и почему-то спорта) находилось неподалеку от городской библиотеки, в сталинском Эрехтейоне, где роль кариатид, поддерживающих портик, выполняли побитые временем рабочие и крестьяне. Парадную лестницу покрывал вытертый ковер. В сводчатом коридоре Григорий молча указал мне налево, а сам сел на банкетку. Никакого оживления в связи со случившимся ЧП здесь не наблюдалось, только пара чиновников устало брела вдоль стен с бумагами. В помпезной приемной начальника было пусто. Я постучал в массивные двери кабинета с табличкой «Здолбунович Семен Брониславович», заглянул. Спиной ко мне у противоположной стены стоял сутуловатый человек, изучавший то ли бронзовый бюст президента на подставке, то ли грамоты по соседству. Когда он обернулся, я его сразу узнал: этот очкастый, с залысинами, не глядящий в глаза мужчина был на моей так называемой пресс-конференции, правда, вопросов не задавал.
– А-а, – тихо, я бы даже сказал шелестом, молвил он, – проходите.
Я уселся на указанный мне стул. Начальник же сел на свое место, за просторный рабочий стол, и посмотрел в сторону. Я невольно глянул туда же – это был погасший монитор компьютера.
Мы молчали. Он глядел на мертвый экран, а я – на него. Так прошло несколько минут. Наконец, я
