еще в составе Советского Союза, – молвила она так же серьезно, переведя взгляд с руки Коли на его лицо.
– Майка, ты… – начал было он и откинулся на свой стул, схватил опять химический карандаш и зло перечеркнул систему уравнений. – Мне здесь нельзя оставаться. Это все меня убивает, медленно по крупице. Ты себе и представить не можешь, в какой капкан я угодил!
– Послушай, нет никакого капкана.
– Я задыхаюсь! – продолжал он черкать по тетради.
– Ты просто драматизируешь. Ну что тебе стоит перестать упрямиться и хоть раз напрячь мозги? Сейчас бы уже поступал в свою консерваторию. А ты – что? – дурью маешься. Математика – не такая уж и сложная, я ее всего-то три года учу, а до десяти лет в детдоме, стыдно признаться, не знала, как геометрические фигуры называются. Сейчас к университетской программе перешла. А там, между прочим, чистая арифметика и сотни разных условий вроде факториала нуля…
– Майка! – отчаянно вскрикнул он, перестав кривляться и отбросив карандаш. – Ну услышь меня хоть ты! Какой к чертям факториал, когда…
Раздался звонок, в передней кто-то принялся топтаться и бубнить – как это обычно бывает, когда приходят гости. Коля схватился за карандаш и навис над тетрадью, делая вид, что размышляет над перечеркнутым примером.
Через какое-то время хлопнула дверь, и в гостиную влетела запыхавшаяся старшая сестра Коли – Лиза, студентка живописного факультета ВХУТЕИНа, который располагался недалеко от Майкиного дома на Мясницкой. Живая, высокая и непоседливая девушка с короткими смоляными кудряшками и серыми лисьими глазками, в модном светлом пальто и причудливой шляпке, которую сшила сама из меха, перьев и отреза белого драпа. Брат с сестрой совершено были не похожи ни внешне, ни по характеру. Коля обычно молчаливый и спокойный, а Лиза всегда шумная, говорливая и даже как будто с приветом, впрочем, как и все, наверное, художники.
Какими-то дергаными, драматичными движениями она начала расстегивать пальто, плюхнулась в кресло, уронив локоть на подлокотник, принялась развязывать узел шейного платка лилово-бирюзового цвета в огурцах. Майка с любопытством разглядывала ее шляпку, похожую на диковинную африканскую птичку, Коля смотрел на сестру исподлобья обиженным взглядом волчонка. Только иногда она приходила проведать семью, училась в институте и жила в общежитии, самостоятельно, одна, на стипендию. Об этом Коля всегда рассказывал с вожделением и завистью. В последнее время ему что-то не сиделось дома, он мечтал поскорее поступить в консерваторию или убежать куда-нибудь.
– Ах, Коля! – сказала она наконец. – Ну спроси меня, почему я такая счастливая?
– Ну и почему? – угрюмо спросил тот, надувшись, как индюк.
– Я выхожу замуж! – выдохнула Лиза и одним махом сорвала с себя шляпку, ловко зашвырнув ее на патефон. Та приземлилась прямо на крышку.
– Опять, что ли? Папа не разрешил же в прошлый раз.
– А ну и черт с ним! Мы с Лёней будем как Ромео и Джульетта – поженимся и выпьем вместе яду. И все нам будет нипо-чем! Да… и собираемся венчаться в церкви, настоящей! Маман знает. Только не говори никому, – она внезапно перевела взгляд на Майку, посмотрела на нее с удивлением и настороженностью. – Ты тоже не говори, ладно?
Майка кивнула. А Лиза, сорвав с себя и пальто, оставшись в светлом платье с короткой юбкой, которая болталась по последней моде чуть ниже бедер, бросилась к окну, раздвинула по сторонам занавески и принялась его открывать. Но рама не поддалась сразу. Девушка сражалась с ней довольно долго, дергая так и эдак за ручку, пока не распахнула створки с облегченным вздохом: «Все!»
Внезапно она забралась на подоконник с ногами, обутыми в сапожки, и прокричала вниз:
– Было то в темных Карпатах, было в Богемии дальней… Впрочем, прости… мне немного жутко и холодно стало…
Майка сделала недоуменное лицо, очень выразительно хлопнула глазами, посмотрев на Колю, а потом стрельнув взглядом на раскрытое окно, в которое сразу же ворвался поток холодного осеннего воздуха, мгновенно охладившего комнату.
– Лиза, не надо, – Колины глаза расширились, он даже привстал. – Спустись, дуреха.
Та спрыгнула на ковер, повернулась к ним, сев на подоконник.
– Верь, друг мой, сказкам: я привык вникать в чудесный их язык и постигать в обрывках слов туманный ход иных миров… – декламировала она Блока.
В передней вновь хлопнула дверь. Лиза быстро соскользнула с подоконника и судорожно стала закрывать окно. В гостиную заглянула их мать.
– Фу-ух, мама, напугала до чертиков. Я-то думала!
Высокая статная блондинка в черном шелковом кимоно с такими широкими рукавами, что из них можно было пошить парашют или даже два, насупленно оглядела комнату. Короткие, до ушей, волосы были уложены блестящими волнами, над губой родинка, и щеки такие же округлые, как у Коли. Вместе с ней в гостиную ворвался аромат табачного дыма и каких-то невероятно волшебных, терпких духов. Коля говорил, что она душится герленовским «Фоль арома», который невозможно достать.
– Ники, – проронила она томно, – вы долго еще? Лиза, почему в обуви? Иди, сними сейчас же сапоги. Вы окна открывали?
Потом посмотрела на Майку и с натянутой улыбкой сказала:
– Майя, за тобой мама пришла.
Ну вот, не успели решить пример, все из-за Лизы – действительно дуреха, но смешная такая, всегда что-то отчебучивает. Что-то Ася рановато. Еще с полчаса оставалось.
Лиза подхватила свои шляпку и пальто и выпорхнула за дверь, вальсируя и напевая что-то из «Травиаты». Из дальней комнаты донесся ее странный, почти демонический хохот. Коля прицокнул языком, покачав головой, мол, ну что с нее взять, навис над тетрадью, делая вид, что страшно озабочен примером. Вдавливая носик карандаша в бумагу, он изобразил под зачеркнутыми уравнениями фигурную скобку для следующей системы.
– Повеситься можно, – прошептал он капризно и как бы самому себе. – Прямо вот на этой скобке. На виселицу похожа.
Вошла Ася в скромном твидовом жакете и клетчатой в мелкую складку юбке до колен, держа в руках сумочку, маленький букетик флоксов и снятую с головы косынку. Волосы ее, убранные назад в узел, чуть разметались, щеки разрумянились с улицы. От нее пахло живыми цветами и осенней свежестью. По сравнению с Колиной мамой Ася выглядела старшеклассницей, выбежавшей на переменку в школьный сад. Даже Лиза и та казалась взрослее в своей птичьей шляпке. Не выходило у Майки относиться к двадцатитрехлетней мачехе как ко взрослой, для нее Ася была сестрицей, с которой можно обсудить все на свете, особо не церемонясь.
– Ну здравствуйте, товарищи ученые-математики, – весело воскликнула Ася, подходя к столу и заглядывая Коле в тетрадку. – Как далеко продвинулись?
Коля стыдливо накрыл ладонями тетрадный лист, где под перечеркнутыми примерами успел сделать
