вероятностей, еще меньше Макс ожидал увидеть здесь коляски, колыбели, кормящих матерей. Почему так? У него были кое-какие догадки на сей счет, но он предпочитал не углубляться в тему даже умозрительно.
А пес оказался живчиком; во всяком случае, фраза «едва переставлял лапы» уже вряд ли к нему подходила. Да, моложе он не стал и двигался скованно, но, глядя на него, можно было скорее назвать его выздоравливающим после тяжелой болезни, чем умирающим.
Макс окунулся в серую дымку непонятно какого времени суток — то ли близился вечер, то ли недавно рассвело. В осени он был почти уверен, в подбирающемся холоде и скрывающей солнце пасмурной мгле — тоже, а пейзаж напоминал кадры из старого фильма, снятого на пленку с коричневым отливом. Но не только оттенками. За пределами обнесенного символическим забором двора до горизонта простирались бескрайние поля с торчавшими кое-где клочьями соломы. Две пыльные проселочные дороги скрещивались под прямым углом; рядом с перекрестком стояло дерево, голое и черное — должно быть, после удара молнии. Классика. С одной стороны мертвого дерева торчал длинный, почти горизонтальный сук, отходивший от ствола на трехметровой высоте. Идеальное дерево Иуды. Для полноты картины не хватало только висельника и пары воронов, но исподволь возникало впечатление, что в случае чего и за этим дело не станет.
«Да ладно, — сказал он себе, — ничего зловещего. Безлюдье, голая земля и, главное, способ, которым ты сюда добрался, — причин вполне достаточно, чтобы это место казалось не вполне обычным. Но на большее оно пока не тянет».
И не тянуло еще минут сорок. Макс даже заскучал. Действительно, было холодно и тоскливо. Кроме того, давал знать о себе сушняк. Голиков решил сходить к колодцу напиться, а заодно размять ноги и хоть немного согреться. Он гнал от себя догадки насчет того, чего или кого он здесь ждет. Это было все равно что играть в прятки с самим собой: вроде бы помнишь, где спрятался, но, хоть убей, не можешь найти. И вдобавок боишься обнаружить себя мертвым.
Колодец ненадолго отвлек его от пустопорожних мыслей. Он оказался неглубоким и пересохшим, но точно не был пустым. Когда Макс увидел то, что покоилось на дне, он тотчас забыл о своей жажде. Им овладело неодолимое стремление оказаться подальше от этого места. И еще, конечно, он испытал позывы к рвоте. Он отступил, но не побежал и каким-то чудом не выблевал полупереваренный ужин. Удержаться от этого помогло понимание: такие предупреждающие знаки оставлены на перекрестках не случайно. И воспоминание: когда-то ему и Савеловой преподносили кое-что пострашнее. Например, зажаренного ребенка в ресторане «Калимантан».
Тут он заметил облако пыли над дорогой, которая пролегла с севера на юг. К тому времени он кое-как сориентировался по тусклому солнечному диску, возникшему в жемчужно-серой дымке. Человеку с воображением оно могло бы показаться призраком солнца, ненароком посетившим этот призрачный небосвод, но Макс давно и планомерно работал над своим воображением. Он его ограничивал. Точнее, он его безжалостно и целенаправленно убивал, чтобы самому остаться в живых.
Фаза 1/7
Ветром пыль сносило в сторону, и уже через полминуты облако смахивало на грозовую тучу, однако грозой в воздухе и не пахло. Пахло по-прежнему — нафталинным промежутком между тем, что, никуда не денешься, уже случилось, и тем, что еще только могло случиться. С примесью дерьмовых ожиданий, которые, уж будьте уверены, оправдаются обязательно.
И таки да. Они двигались к точке встречи, но у большого темного седана без номерных знаков было явное преимущество. Пока Макс плелся к перекрестку, стараясь не думать о том, что увидел в колодце, поднявшая пыль машина остановилась примерно в том месте, куда падала бы тень Иудиного дерева, если бы оно вообще отбрасывало тень.
Из машины вышли двое, мужчина и женщина. То, чего Макс почти ожидал, и то, чего он не ожидал абсолютно, образовало чрезвычайно странную пару. Мужчина оказался его злейшим врагом. Барон Виктор Найссаар был безукоризненно одет и, судя по цветущему виду, отлично сохранился после всех своих (и чужих!) дурных снов. Появление этого ангела смерти Макс, с учетом лежавшей в кармане книжонки, воспринял как должное.
Другое дело — женщина. Она была в простом (но лишь на первый взгляд) платье, этаком рубище, стоившем денег, которых человеку со скромными запросами хватило бы на полгода безбедной жизни. Серебряный «анх» уютно устроился в ложбинке между грудей, знакомых Максу не только на вид. Голенища сапог из змеиной кожи ладно облегали стройные ноги, переливаясь даже в пыли и без яркого солнца. Женщина была как две капли воды похожа на Ирину Савелову, только без шрама, обезобразившего лицо последней. Тем не менее Голиков ни на секунду не усомнился, что это она и есть. А отсутствие шрама… Что ж, и такое было возможно. Помнится, еще Клейн намекал на свою осведомленность в «нетрадиционной медицине». Жестокая ирония заключалась в другом: именно Виктор порезал ее тогда, тремя жизнями раньше. Макс это отлично помнил, несмотря на множество коротких замыканий в мозгу. А вот помнила ли она? Судя по счастливому виду — вряд ли. И он ей завидовал.
Голиков поймал себя на том, что ждет неизбежного удара судьбы, словно загипнотизированный кролик. Судьба в облике барона Найссаара не снисходила до мелочной суеты, но она вполне могла снизойти до издевки, с которой провожают на тот свет побежденного врага. Появись каждый из этих двоих по отдельности, Макс примерно знал бы, что делать. Однако их теплая компания поставила его в тупиковое положение. Тупик был в том числе эмоциональный. Его охватили боль и горечь, от которых подкашивались ноги, а вытолкнуть из замкнутого круга могло только пробуждение старой ненависти.
Кое-как он все же доплелся до перекрестка и остановился в пяти шагах от поджидавшей его парочки. Конечно, он предпочел бы подохнуть на менее открытом месте и при других свидетелях, но раз уж нельзя иначе, он по крайней мере не доставит им удовольствия видеть его раздавленным. Виктор стоял молча и смотрел на него с явным превосходством. Понимая, что не будет убит прямо сейчас, Макс уделил куда больше внимания своей бывшей возлюбленной. Теперь, на близком расстоянии, он многое прочел во взгляде Савеловой и понял, что ее память вовсе не выскоблена дочиста. Ирина тоже пристально рассматривала его, словно хотела убедиться, что в стоящем перед ней человеке еще сохранилась критическая масса того Макса, которого она когда-то знала.
Наконец, подав Виктору какой-то знак мимолетным жестом, она подошла к Голикову и приобняла
