Мустафа Засоль не был главой этой общины «Латная». Он даже не числился ее членом. Просто этого человека тридцати с лишним лет здесь хорошо знали и ценили его умение заболтать, «забазарить» практически любого. «Грузануть» так, что у собеседника могли зародиться любые сомнения. Фамилии своей он не ведал. Помнил только, что, еще будучи ребенком, голодным оборванцем, был подобран группой людей на мотоциклах. И они воспитали его по своему образу и подобию. Подшучивали над ним и загадкой его происхождения: дескать, Мустафа спустился за солью с гор, а стал рейтаром. То есть таким, как они. Всадником на железном коне. Оттуда и его прозвище, превратившееся в фамилию — Засоль.
— Сдается мне, что ты меня разводишь, — проговорил Пастух. — Готовишь мне ловушку.
Мустафа вздохнул. Он развел руками:
— Значит, мы так ни к чему и не пришли?
— А что, если я тебя сейчас грохну прямо тут?
— И какой в этом смысл? — невозмутимо пожал плечами Засоль.
— Моральное удовлетворение, — оскалился золотом Пастух.
— Это само собой. — Мустафа чуть подался вперед. — А польза какая?
— Да ты что грузишь меня, а? Мои орлы тебе сейчас уши начнут отрезать, и ты мне все расскажешь, козел!
— Так спрашивай! В сотый раз говорю: я деловой человек. То, что нас давно доят другие рэкетиры, я тебе уже и так рассказал, без обрезания ушей. Что еще ты хочешь услышать?
— Кто они такие? Сколько их? Чем вооружены? Где их база?
— Вот с этого и надо было начинать. А то угрожаешь. А зачем угрожать? Мне неприятности не нужны. Будем по-деловому вопрос решать…
— Хватит чесать языком! Отвечай!
— Погоди. Не кричи. — Мустафа расставил перед собой ладони. — Кто они? Ну, бандиты. Как еще объяснить? Ребята суровые. Сами работать не любят. Облагают данью. Ходят в рейды туда-сюда. Оружие? Ну, то, что я видел. «Калашниковы». Еще китайские автоматы какие-то. Пистолеты есть. Пара грузовиков, железом обшитых. Но в основном на конях катаются. Сколько их, я не знаю. Может, полсотни. Точно около того, но может быть и больше. Этого не знаю. Хотя если судить по тому, сколько продуктов они у нас забирают, то либо около пятидесяти, либо доят кого-то еще. Ну, вроде две общины, поменьше нашей, доят. На большие не нападали. Значит, не так сильны. И ты сам посуди — мы столько рыл кормим, сами едва концы с концами сводим. Будем отдавать больше — начнем помирать с голоду. Работяги разбегутся. Конец хозяйству. И все вы снова останетесь ни с чем.
— Да хватит уже мне втирать! И так понятно! Где они кучкуются?
— У тебя карта есть?
— А у тебя что, нету?
— У меня есть. Но только за ней сходить надо.
— Куда?
— В мой дом. Он там, через площадь.
— А это что, не твой дом? — прищурился Пастух.
— Нет. — Засоль мотнул головой. — Это управа общины.
— Хитришь?
— Ну, пошли со мной, если не доверяешь, — пожал плечами Мустафа.
Пастух пробормотал под нос что-то злое, затем завел руку назад и хлопнул по ноге боевика.
— Сходи с ним.
Мустафа вышел из-за стола и двинулся к выходу, который находился как раз позади гостей. Он давно приметил, что эти люди если не дураки, то явно не профессионалы своего дела. Скорее всего, это банда, недавно сформировавшаяся из каких-то перебитых группировок, в которых выжили самые ушлые и вовремя слинявшие субъекты. Во всяком случае, мало кто, придя в общину с заявкой на обложение оной данью, встанет спиной к двери, в какой бы дом ни зашел. А они встали.
На улице было тепло и солнечно. По новым меркам, лето 2051 года выдалось не самым жарким, но в первые недели августа солнце будто очнулось и стало наверстывать возможности, упущенные за долгие пасмурные дни предыдущих месяцев.
Они вышли на крыльцо и спустились по ступенькам. Прямо у входа стояла машина незваных гостей: большой пикап с широкими колесами. В кузове — сиденья по бортам и два седла для стрелков. Пулемет ДШКМ под калибр 12,7 миллиметра прикрывал заднюю полусферу машины. На крыше кабины пикапа стоял закрепленный в самодельном кронштейне китайский пулемет «Тип 95» под редкий в этих краях патрон 5,8 мм. Хотя, возможно, это была разновидность под натовский патрон 5,56, такие тоже встречались. Сам пикап уже повидал виды — как все, что ездило за пределами мировых Оазисов, в ареалах и резерватах неучтенного населения планеты. Лобовое стекло, как и дверные, отсутствовало. Вместо стекол на грубо сваренных каркасах стояли мелкие стальные сетки, предохранявшие от ручных гранат, которые могли влететь в кабину. Спереди находился жутковатый отбойник, сваренный из арматурных прутьев и куска рельса с узкоколейки. Позади пикапа, чуть ниже откидной дверцы кузова, располагался массивный стальной швеллер с торчавшими назад шипами. Крылья, колесные арки и пороги машины были гнилыми и, судя по наплывам и подтекам, обильно смазанными гудроном перед покраской. А красили ее черт знает чем — пытались наваять камуфляж. В итоге машина напоминала передвижной психоделический тест Роршаха.
В кузове сидел еще один боевик, лениво отмахивавшийся березовой веткой от назойливых слепней. В кабине томился водитель. Он пребывал в полудреме и перебирал четки, сделанные из стреляных гильз.
— Вы куда? — Человек в кузове оживился.
— К этому на дом. За картой, — ответил сопровождающий, кивая на Мустафу. — Э, слышь! Где дом твой?
— Да вон он. — Засоль махнул рукой.
— Э, да ты сказал, что он рядом! — возмутился боевик.
— Разве нет? Метров сто. Сто пятьдесят.
— Что вы так далеко друг от друга дома строите, идиоты?
— Они деревянные, умник. Ты слышал про Стадницу?
— Нет. — Боевик хмуро мотнул головой. — Не слышал я ни про какую Задницу.
— Стадницу, долбо… — Мустафа не договорил, так как сразу напоролся на угрожающий взгляд. — Ну так вот, она сгорела. А началось с одного сарая. Ты идешь или будешь ныть на крыльце?
— Полегче, баран, — прорычал боевик и ткнул Мустафу стволом автомата в живот. — За базаром следи.
— Идешь или нет?
Морщась, сопровождающий крикнул водителю:
— Эй, Хамис! Давай на машине прокатимся!
— Дурак, что ли? — отозвался водила. — Топливо жечь ради этого? Пешком топайте.
— Разве мои люди не принесли вам топливо? — спросил Мустафа.
— Принесли, — отозвался тот, что сидел в кузове, и ухмыльнулся. — Заправили полный бак и еще две канистры в кузов положили. Правда, до хрена на землю пролили, ублюдки. Ты уж, хозяин, не серчай, но я одному, кажись, зубы выбил. — Боевик заржал. — Они нас так боятся, что руки трясутся, и литров десять тут разлили.
Засоль взглянул на характерное темное пятно в пыли. Едва заметно покачал головой.
